— Мама! Мама, посмотри, что я нашла! — я вздрогнула и попыталась обернуться, но, как это часто бывает во сне, не могла пошевелиться.
— Лиса! — в отчаянье крикнула я, надеясь увидеть каштановые кудряшки, веснушки на милом, самом дорогом личике, и лукавые серые глаза.
— Мама! Иди сюда! — и я проснулась, едва не задохнувшись от сильного сердцебиения.
Уже почти стемнело, мне стало душно. Собираясь встать, я хотела откинуть плед, но услышала голоса Фанни-ма и мистера Доусона. По всей видимости они забыли о моём присутствии, поскольку спинка кресла полностью меня скрывала. Я замерла, прислушиваясь.
— Брайан, у тебя сердца нет! Почему это должна быть именно она? Ты же видел, как она измучена, бедный ягнёночек. И там у нее осталась девочка, совсем крошка. Неужели нельзя хотя бы попробовать? — голос Феломены был взволнованным и торопливым, словно она теряла последнюю надежду убедить этого человека.
Фермер откашлялся.
— Фели, — мягко произнёс он. Ты же сама всё знаешь. Мы не знаем, что за этим может последовать, и кто из них придет следующий. И будет ли он так же безобиден, как эта девочка. Извини, что приходится напоминать тебе….
Голос Доусона стал тише, и они вышли из кухни.
Меня захлестнула ярость и обида. Ведь я всё рассказала, всё! Они знают, что мне необходимо вернуться к моей дочке, к моей Лисе. А у них, видите ли, какие-то свои причины держать меня здесь. Чувствовала же я, не могла ошибаться. И я вскочила с твёрдым намерением встряхнуть их обоих, заставить сделать что-то, что поможет мне вернуться.
Потом медленно опустилась обратно в кресло и покачала головой. Нет. Так ничего не выйдет, они закроются, захлопнутся и ничего я не добьюсь. Причем уже никогда. Нужно ждать воскресенья, искать встречи с Эннет Джеймс, ее имя — это знак. Если я очнулась на тех могилах, значит это вход, а соответственно и выход.
Я решительно зашагала в свою спальню. До воскресенья оставался один день, завтрашний.
