28 ноября 1974 года я был арестован вновь и после многомесячного следствия 26 сентября 1975 года приговорен Владимирским областным судом по прежней 70-й статье УК РСФСР к 8 годам лишения свободы. Теперь уже — за издание независимого православно-патриотического журнала "Вече". Мною было издано девять номеров, на каждом из которых я ставил свою фамилию и адрес. А когда в марте 1974 года мне пришлось объявить о закрытии журнала, КГБ по личному указанию Андропова возбудило уголовное дело. И чтобы подчеркнуть, что правда на моей стороне, я возобновил издание журнала, переменив лишь название — "Земля". Осенью того же 1974 года мне и моему помощнику П. М. Горячеву были присланы из-за границы приглашения. Мне — на выезд в Германию. Те, кто обо мне хлопотал, знали, что по израильской визе я ни в каком случае не поеду. Петр Максимович выехал в Италию, хотя следствие по нашему делу было в разгаре, я категорически отказался от эмиграции. Чекисты ждали, что уеду и я. Я знал, что в случае моего отъезда в советской печати появится статья: что вот, дескать, какой липовый патриот и как он быстро смазал пятки жиром. А ведь его, разумеется, и сажать не собирались…
Нет, я решил: пусть будет суд, пусть они опозорят себя расправой по чисто идеологическим мотивам, пусть проявят свое русофобское и богоборческое нутро, ибо никакого криминала, даже по их понятиям, в моем журнале не было. Было Православие, славянофильство, Хомяков, Киреевский, охрана природы, охрана памятников… И за все это редактор получает восемь лет! При Ельцине убийцам давали меньше…
5 января 1976 года меня вывезли из Владимирской тюрьмы, где я сидел, пока шло следствие, и направили отбывать срок в Мордовии. Помню, в полночь этап с большой группой блатных прибыл в Горьковскую тюрьму. Дежурный офицер выкликает: "Рецидивисты есть?" — "Есть". Несколько человек, признанных по суду рецидивистами, повели в отдельную камеру. Мне Владимирский областной суд сделал поблажку: рецидивистом не признал. "Малолетки есть?" Нашлись и малолетки, их тоже направили в свою камеру. "Туберкулезники есть?" И тубиков отвели. "Сифилитики есть?" Нашлись и такие. Наконец, нас осталось двое. "А вы по какой статье?" — спросил старшой. Своим опытным глазом он понял, что я не вор. "Статья 70-я, политическая". — "А, гос!" (офицер при мне стесняется называть меня полностью: "госпреступник" или "государственный преступник"; он дипломатично говорит только "гос"). "Это гос, отведите его в отдельную камеру!" Правда, ненадолго мне подкинули оставшегося второго спутника — шофера, осужденного за наезд, но потом и ему нашлась камера. Здесь, в Горьком, я пробыл несколько дней до следующего этапа в Потьму.
