Саломи | страница 50



— Не заплатят, говоришь? А земля-то? Чья она? Моя или не моя? Моя! Так вот я и возьму за нее сколько захочу! Кому дорого — тот пусть идет куда глаза глядят! Нет, Росеб! Нечего слушать их вытье! Я решил больше не знать никакой жалости! Из глотки вытяну, что мне причитается! Ты еще услышишь, как я скручу их в бараний рог! Пойдем, дружище! В карманах у меня сегодня хоть шаром покати, так выпьем же за твой счет по бокалу-другому… Поверь, еле-еле на дорогу хватило… Да и то, вспомнить стыдно, — в третьем классе…

И они отправились в станционный буфет.


По княжескому приказу стражники, служившие у Леуана, мигом обскакали все селения, расположенные на еще не распроданных землях, и объявили крестьянам:

— Плата за землю увеличивается втрое. Кто не согласен арендовать за такую плату, может убираться куда хочет, не позже, чем через две недели. Кто останется, должен подписать новый контракт с князем Леуаном…

Во всех девяти селениях нашелся только один-единственный крестьянин, отважившийся вместе с женой и двумя малыми детьми покинуть свою саклю.

— Оставайтесь, воля ваша, — сказал он своим односельчанам. — А я уйду. Нет больше моих сил таскать княжеское ярмо, будь же оно проклято на веки веков! Лучше уж мы все четверо помрем с голоду…

И ушел.

А все остальные согласились на новую кабалу.

Да и куда убежишь?

Всюду князья, всюду алдары — кто знает, какой хуже?

Но и те, кто покорно согласился платить князю втрое против прежнего, скоро поняли, что долго им так не выдержать.

Трижды пытались приказчики и стражники Леуана собрать деньги, но ничего, решительно ничего у них не вышло. Крестьяне еле-еле могли рассчитаться с князем по прежней цене. А сейчас она выросла втрое.

Как же им выполнить подписанный контракт?

Леуан из себя выходил от бессильной злобы.

За какие-нибудь полгода накопилось столько долгов, что их не погасить всем крестьянским добром вместе взятым.

А Леуану нужно было все больше и больше денег.

А что ж ему оставалось делать?

Прибегнуть к неумолимым царским законам!

И суд, разумеется, постановил взыскать недоимку с крестьян-должников с помощью судебного пристава.


Медленно опускались вечерние сумерки.

Стоял тихий теплый вечер.

Ущербленный месяц со своей недосягаемой высоты смотрел на аул Закор, на горы, холмы и ложбины вокруг него.

Крестьяне после тяжелой дневной работы собирались на нихасах, лежали на плоских крышах своих убогих саклей.

— Смотрите! — закричал какой-то паренек. — Сколько всадников к нам скачет.