Работы было много: нужно было написать два списка, в каждом триста страниц мелким почерком.
Дни проходили: двадцать четыре долгих дня с восхода до захода солнца скрипел Тотрадзе пером, не отрывался для еды, жевал сухие корки хлеба и писал, писал… Усталости не было. Мысль, что он может уехать, гнала усталость. Короткой ночью он прикидывал в уме, сколько у него останется еще от дороги: выходило так, что он сможет прожить две-три недели. Найдет же он за это время работу!
Он писал и писал, знал, что если он не сделает эту работу, то погибнет.
Короткими казались ему долгие дни работы.
В полдень двадцать четвертого дня Тотрадзе окончил свою работу. Он выпрямился и несколько минут сидел молча. Только теперь он почувствовал, что действительно очень устал, что ему трудно даже подняться.
Он сидел, вспоминая зиму, благословляя работу, которая освободит его из этих постылых стен. «Уйду, — думал он, — и не оглянусь».
Тотрадзе встал с места, взял работу в руки и пошел к священнику на дом.
Священник и дьякон сидели в саду в тени дерева; дерево шумело молодыми листьями.
— Хватит вам восьми рублей, — говорил крестьянин, кланяясь. — Возьмите с бедного человека поменьше, так ведь и бог велит.
— Берем столько, сколько полагается по обычаю, — отвечал дьякон.
Крестьянин же продолжал упрашивать:
— Сами знаете, какой калым за невесту. Прямо шкуру содрали с меня ее родители. Ничего у меня не осталось. Сколько тут работы — повенчать людей? Ну час!.. Согласитесь на восемь рублей!
Глазки священника зло засверкали:
— Что зря говоришь? Не вольны мы для тебя ломать обычай. Десять рублей — так повелось!
— Скиньте хоть рублик, — просил крестьянин. — Больше у меня и денег нет.
— Ну ладно, отец дьякон, — сказал священник. — Возьмем девять рублей. Клади деньги.
Тотрадзе стоял в сторонке, боясь помешать делу. Теперь он положил на стол рядом с деньгами крестьянина свою работу: две толстых рукописи.
Священник и дьякон долго перелистывали страницы работы Тотрадзе.
— Быстро выполнил работу, — сказал отец Михаил. — И какой у тебя хороший почерк!
Тотрадзе слегка улыбнулся:
— Нужда заставила, отец Михаил, а то, конечно, и за два месяца не кончил бы.
Священник посмотрел на дьякона понимающе: погляди, как цену набивает.
Толстые губы отца Михаила зашевелились, и он сказал лениво:
— Конечно, для молодого человека такая работа — одна только забава и времяпрепровождение. Но мы тебе заплатим столько, сколько следует. Приходи вечером, мы посоветуемся с дьяконом.
