— Вот же ты вредная, ты ж всё равно постоянно торчишь то у неё, то у Ижэн, и это я молчу, что не раз уже застукал тебя, точнее твою задницу, торчащую из стены её спальни! Хорошо ещё, что в такие моменты кроме меня, тебя никто не может видеть, — искренне, ну почти, возмутился я такой несправедливости, ввиду наличия очевидных возможностей, которыми никак не мог воспользоваться. — Ты ж всё равно, извращенка такая, подглядываешь за ними, так неужто сложно мне, своему лучшему другу, всё как есть рассказать и избавить его… меня, в смысле, от сомнений и прочих сердечных мук! Я ж многого не прошу.
— А чего сразу извращенка! — вскочила с кровати и сжав кулачки воинственно уставилась на меня та, у кого словно накипело. — Я ж не виновата, что двести лет мне приносили воспоминания мужиков всяких, которые попав в новый для себя мир с кавайными тянками, давай сразу в отрыв. Сразу видно: настоящие мужики! Это ж ты у нас целомудренный(скривившись), мало того, что до сих пор порядок навести в отношениях со своими бабами не в состоянии, так ещё и нос воротишь(обиженно отвернувшись), сто раз уже говорила: в развлекательных же целях, так нет же, привереда(осуждающе). Так о чём это я? А! Вот я за эти годы в подземелье и… как-то прониклась вкусами, так сказать. А что ты на меня так смотришь? Женская красота, знаешь ли, она…
— Так, избавь меня от этих своих… этих вот… лекций и пропаганды неприродных отношений, — ну вот заводит же темы, провокаторша такая, от которых у меня, измождённого вынужденным воздержанием, равновесие теряется и мысли всякие возникают, далеко не платонического характера.
— Сноб! — задрав нос, от чего даже взметнулись её роскошные платиновые волосы, «стекавшие» до этого потоками тяжёлого и блестящего белого золота по её хрупким плечикам, дала мне оценку эта вот… широких взглядов особа.
— Ты тему-то не переводи, — продолжил я пикировку, поднимая и раскладывая книги назад по книжным полкам, так как тренировка, похоже, теперь уж точно подошла к концу. — Если ж даже в такой малости не желаешь мне помочь, и развеять сомнения на счёт симпатичной особы, то это что же получается: когда меня будут убивать, то ты будешь преспокойно стоять рядышком и наблюдать?
— Я не стану вмешиваться в игровой процесс, — безапелляционно заявила мне среброглазая красавица, не изменив своей горделивой позы. Но затем вздохнула, и опустив плечи, всё же добавила. — Прости, но таковы директивы, не я их придумала, и не мне их менять.
