Мало кто из магичек оттачивает своё мастерство мечника до такой степени, ведь для подобного всегда есть свита, а сама она предпочтёт уделять всё время именно магии, так и не продвинувшись в фехтовании далее базового уровня. И чем сильнее магичка, тем хуже, как правило, такая управляется с мечом и тем многочисленнее у неё свита.
Кодс не зевал. Вот он уже обошел двухметрового диаметра щит красноволоски и обманным движением вспорол бок обожженного левого мечника, который с трудом ступал на левую ногу. А следом и довершающий укол в сердце правому, которому изрядно посекло мелкими камешками от взорвавшегося справа огнешара лицо, и теперь кровью из порезов заливало глаза.
Ижэн знала своё дело и шарашила огнешарами не только в щит красноволоски, но и вокруг, образуя косвенные, так сказать, поражающие факторы, от которых не были прикрыты фланги и тыл тройки противников.
Что же касается этого парнишки, то он, судя по всему, был совсем уж слабым одаренным, если его резерва не хватило на подпитку даже противокинетической защиты, а огнешары, рвущиеся фугасами от соприкосновения с неживым, из брусчатки образовывали тучи осколков, успешно просадившие в итоге невеликий резерв правого мечника.
Но вот пришло время и красноволосой, а приставленный к её горлу меч ловкого Кодса поставил точку в противостоянии в рамках этого неудавшегося нападения.
— Кто лидер группы? — не затягивая приступила к допросу Ижэн.
— Она, — сглотнув, наконец заговорила красноволоска, указывая на немолодую златовласку, что всё так же была без чувств. — Я не знаю её имени. Эти две магички наняли нас, и мы просто исполняли условия заказа. Прошу, не уби… — договорить она не успела, так как повинуясь знаку её милости, Кодс всё сделал быстро.
Живой? Кажись да. А где это я…
— Вы проснулись, господин? — прервал мои мысли до невозможности участливым голосом заданный вопрос, в котором явственно ощущались нотки порывистой и робкой решимости, что ли.
Аниме, блин, какое-то! Как же меня эти их… писклявые стоны со всхлипываниями вымораживают, кто бы знал? Ого… всё прощаю, малыха, стони и дальше!
На меня смотрели два, едва не плачущих, глубокой синевы огромных омута, затенённые шикарными ресницами… нет, двумя опахалами, что трепеща, заставляли мое сердце то сжаться, то броситься вскачь, а губы — глупо расплыться в счастливой улыбке. От моего же пристального взгляда обладательница сих глазищ до невозможности трогательно зарумянилась и потупилась, а я наконец смог вырваться из плена этих двух «зеркал души» и осмотреть прочие достоинства «сиделки».
