Такая остановка в развитии человеческого мозга не является чем-то постыдным. Очевидно, что причина проста — нашему виду достаточно хорошо живется. Homo sapiens прекрасно приспособился с помощью сельского хозяйства и технологий. Наши показатели выживаемости и качества жизни куда выше, чем у других видов. Ни одно известное существо с начала времен, включая наших предков, не смогло так же удачно поймать волну эволюционных изменений, как это сделал сапиенс. Эректусы и неандертальцы не дошли до уровня культурного развития, открывающего доступ к стоматологии, науке, относительно развитой медицине[67]. У них не было соответствующих культурных ресурсов, обеспечивающих большее психологическое и физическое благополучие. У них не было таких интенсивных инноваций, как у сапиенсов. Стало ли это результатом использования языка? Были ли у Homo sapiens лучше развиты языковые навыки, обеспечившие значительные культурные достижения? Ответ такой: все не так просто.
Как мы выяснили, язык не так уж сложен, несмотря на традиционные представления о его загадочности, распространившиеся еще в 1950-х гг. Мы видим обратное: в основе языка — символы и упорядоченность, а такие ингредиенты нашему мозгу вполне по силам. С другой стороны, найти тему для разговора бывает сложно. И это зависит как от культуры, так и от личного интеллекта. По мере эволюции мозга и интеллекта у представителей рода Homo совершенствовался не столько язык, сколько способность им пользоваться. Люди поумнее могут находить лучшее применение известным инструментам. И они могут их улучшать. Но главное преимущество нашего более крупного по сравнению с эректусами мозга состоит в том, что с его помощью мы можем мыслить более абстрактно и использовать унаследованный от эректусов символизм, чтобы создавать собственное искусство и собственные истории. Орудия, технологии и т. п. Сочетание языка, более мощного интеллекта и постепенного накопления знаний — это все, что было нужно для второй когнитивной революции, случившейся около 100 000 лет назад, когда сапиенсы впервые вышли из Африки.
Развитый интеллект, а также растущая географическая привязка, обнаруживающаяся у анатомически современных людей, например кроманьонцев — ранних европейских сапиенсов, — позволяла им выстраивать более сложные культуры благодаря большей социальной специализации. Сообщества охотников-собирателей зачастую являются идеальным примером политической анархии, в том смысле, что у них отсутствует какая-либо политическая структура, кроме группового консенсуса. Что не лишено определенной привлекательности. В таких обществах нет священников, музыкантов, плотников и всех прочих специализированных профессий. Все потому, что культурные проблемы, решаемые охотниками-собирателями (что они считают важным, что позволяет им делать их среда обитания, как они вообще живут), просто не обеспечивают возможностей для специализации. Специализация требует, чтобы общество обеспечивало пищей и другими вещами тех из своих членов, что не заняты производством пищи или вещей. Если человек весь день играет на музыкальном инструменте, чтобы другие люди могли получить удовольствие от его игры, когда он закончит играть, ему захочется поесть. Но если никто ему не дает еды, то вместо музыки и песен артисту придется заняться, например, работой в поле. Усиленная языком культура — это клей, скрепляющий человеческую когнитивную колонию.
