— Ну что — лопнули обитатели Кремля, как мыльный пузырь?.. — усмехнулся Лозовский. — Ползают, держатся за край борта корабля… — Москаленко невозмутимо вытащил из кармана газету: — Гнилая интеллигенция в при-слуги подрядилась! — Он ткнул пальцем между строчек. — Смотрите, как ударом хлыста, резко её сечет, казалось бы, антикоммунист, советский диссидент — писатель Владимир Максимов:«.. Несостоявшиеся прозаики, бездарные ученые, незадачливые литературоведы, бесцветные адвокаты, пародисты, гитаристы, вчерашние комсомольские поэтессы и профсоюзные деятельницы — саранчовой тучей катятся по стране, пожирая на своем пути всё, что только можно сожрать и переварить: государственные квартиры и служебные помещения, природные ресурсы и космическую технику, военное снаряжение и лесные пространства. Нет в России ничего съедобного, чего не перемололи их хищные челюсти… Я не хочу жить в России, где недавние фарцовщики и воры, ставшие биржевыми спекулянтами, торгаши и валютные проститутки становятся примером для подражания.» Спротивничал писатель, приговор вынес и верхушке, и низовке. Разве не так?
— Кончен бал, погасли свечи… Ловко же «удальцы» побежали с тонущего корабля, как крысы, в теплые местечки — депутатские кресла, хитрые фонды… — с упреком заявил Лозовский. — Сколотили независимые партии. Ну и что? Не выбор — гибель наша…
— Не сбегут от кары за тридевять земель… Достанем…
— Иван Михайлович потирал руки и чмокал пересохшими губами. — Искурочили, размотали кладовку одной шестой части суши! Паршивцы, недотепы! Им плевать на судорожный стон Родины… Тьфу… Какая мутная пена! — Москаленко вызывающе скривился, как от касторки.
— Твоя правда! — Семен Игнатьевич покачал выбеленной шевелюрой. — Цвет нации? Смешно! Не им о себе судить… Уж мы-то докумекаем, как справиться с этим сбродом… Мне вот прислала письмишко узница Освенцима, просится от житухи этой туда обратно… Голодно, холодно ей…
— Человеческие иллюзии пагубны. Думали, как лучше, а получилось, как всегда, обронил однажды Виктор Черномырдин. Дикий капитализм аморален, — Ивана Михайловича пугали не слова собеседника — искренняя их печаль.
— Уточним. Допустим, капитализм аморален по-свински приготовленный…
— Позабыли мы бескорыстие и верность, — Москаленко молитвенно прижал руки. — В заначке на два века присвоили себе госбарахло и драгоценности единицы фартовых дельцов. Наружу выползло несуразное пятно приблатненного Ростова. Плоть стала выше духа… В вонючем, грязном иле капитализма развелось уйма нищих на паперти. Знаешь, друг, мне кажется, что слепым тетеревом на току оказался Гайдар и перепуганным зайцем Чубайс. Притон, «малину» и бардак надо останавливать. Остервенело же сожгли братаны-реформаторы государственные мосты экономики. Можно было делать все постепенно. Да чего не сотворишь по глупости. Вон в Англии не одним махом приватизировали общественную собственность, а целые десятилетия. Как нам не хватает мудрецов типа Евгения Примакова, Юрия Лужкова, Геннадия Селезнева, Сергея Миронова, Бориса Грызлова…
