Я свернул в улочку, показавшуюся мне шире других. У перекрестка над полуподвалом виднелась надпись: "Пельменная" - и окна, уходившие под тротуар. По другую сторону, в окне "Кулинарии", сохли бутерброды с сыром и стыл сиротский белесый кофе.
Я купил пару бутербродов и взял стакан кофе.
Когда я вновь поднимался узкой улицей вверх к каменным вехам Начала и Конца человеческого существования, между роддомом и домом для престарелых, было совсем темно.
Неожиданно я услышал позади быстрые шаги.
Красивая пухлогрудая женщина-подросток с короткими полными ногами, с черной повязкой на рукаве едва не налетела на меня. Я остановился.
Несколько секунд мы молча разглядывали друг друга. Я определенно уже видел ее, она стояла и разговаривала с мужчиной недалеко от "Парикмахерской Герегина".
Годы профессиональной работы научили меня запоминающе-внимательно смотреть на людей, если их приходилось встречать дважды в течение короткого времени, тем более в разных местах. Несколько раз мне пришлось убедиться в том, что меня, как выражаются милиция и уголовники, пасут. Действовал ли это кто-то по собственной инициативе или по распоряжению каких-то служб, не знаю, но, помню, мне всегда было тревожно, когда я делал для себя это открытие. Так, наверное, чувствовал себя Робинзон, неожиданно обнаружив в дальней части своего острова, который он считал абсолютно безлюдным и безопасным, свежий след ступни каннибала.
Женщина хотела что-то сказать, но внезапно со стороны приюта показался мужчина, с которым она стояла на площади. Он предупреждающе кашлянул женщина мгновенно исчезла.
Я стоял под фонарем, чтобы лучше его рассмотреть. Он прошел почти рядом - высокий, с красно-рыжими волосами, в зеленой рыбацкой робе. Мне показалось, что он готов что-то сказать. Но сзади послышались голоса.
- Серега! Эй, Пухов!
Там перетаскивали в темноте что-то тяжелое.
- Осторожно хватай! Разобьешь! Пухов, ты где?
- Иду! - выдохнул рыжий, как-то странно взглянув на меня.
Потом я вспоминал его взгляд. Так смотрят дети в семьях, где между родителями царит мир, и детям кажется, что у взрослых нет тайн. После, когда они узнают секреты взрослых, у них уже никогда больше не бывает такого взгляда.
Пухов взглянул на меня доверчивыми чистыми глазами и вернулся назад к людям, позвавшим его. А я направился к себе на квартиру.
На рассвете меня поднял стук в дверь. Стучали не очень громко, чтобы меня не напугать, однако достаточно настойчиво, чтобы я понял, что произошло нечто важное, требующее моего участия:
