В вагоне-ресторане было пусто. Я заказал двойную порцию апельсинового сока, лепешки с жареной ветчиной, кофе, французский тост с колбасным фаршем, виноградное желе и еще кофе. Я помирился со своим желудком, и мы договорились забыть прошлое.
Затем я решил пойти взглянуть на мать с дочерью, и тут произошло нечто, чем я отнюдь не горжусь. Черт, я настолько проголодался, что совершенно забыл о других умирающих от голода! Однако, когда, пройдя через три вагона, я увидел мать с дочерью и посмотрел на их лица, мне тотчас же пришла в голову эта мысль. Конечно, они были напряжены из-за возникших проблем, особенно одной, однако страдальческое выражение их бледных, напряженных лиц было вызвано в том числе и муками голода. Миссис Шеферд с дочерью явно не хватило времени перехватить что-нибудь на ходу, а покупать еду в вагонах-ресторанах они, похоже, не привыкли.
Я отошел в конец вагона, повернулся лицом к пассажирам и выкрикнул:
– Приглашаю всех на завтрак в вагон-ресторан через три вагона от вас! Умеренные цены!
Затем я прошел по проходу, повторяя свое объявление с нужными интервалами, в том числе возле скамьи, где сидели мать с дочерью. Это сработало. Обменявшись парой слов, они поднялись и прошли вперед. Более того, мне удалось сделать еще несколько продаж: женщине, мужчине и какой-то паре.
К тому времени как миссис Шеферд с дочерью вернулись, мы были менее чем в часе езды от Нью-Йорка. Пока дамы шли по проходу, я внимательно их разглядел. Мамаша была низенькой, сутулой, с пробивающейся в волосах сединой. Нос у нее был по-прежнему тонким, остреньким, но уже не таким, как тогда, когда она умирала от голода. Нэнсили выглядела куда привлекательнее и интеллигентнее, чем можно было ожидать, судя по фотографиям из газет и описанию Сола Пензера. Копна ее каштановых волос спускалась ниже плеч, а синие глаза казались такими темными, что нужно было подойти совсем близко, чтобы увидеть эту ускользающую синеву. И ни намека на мамашину остроносость или нависающие надбровные дуги отца. Если бы я учился в старших классах средней школы, то с удовольствием угостил бы Нэнсили кока-колой или даже сливочным мороженым со взбитыми сливками.
Неприятности начнутся, и я это хорошо понимал, как только они сойдут с поезда на Пенсильванском вокзале и поднимутся по лестнице. Я уже решил, что буду делать, если они направятся к стоянке такси, остановке автобуса либо спустятся в метро или если, на худой конец, мамаша зайдет в телефонную будку. Поэтому я буквально шел за ними по пятам, ожидая момента, когда придет пора действовать, но единственным моим действием была неторопливая прогулка. Они поднялись на эскалаторе на улицу, покинули вокзал через северный выход и повернули налево. Я шел следом. На Девятой авеню они свернули в город, а на Тридцать пятой улице – снова налево. Короче, они шли не останавливаясь прямиком к дому Вулфа, и я, само собой, находился не в худшем расположении духа, но что меня особенно радовало – это идеальный расчет времени. Часы показывали ровно одиннадцать: Вулф наверняка уже спустился из оранжереи и устроился в своем кресле в ожидании гостей.
