К описанию жизненной истории Хайда можно применить прилагательное «странная» в старинном значении: удивительная, необычная. Судьба не всегда была к нему милостива: долгое изгнание в годы междуцарствия, изгнание и вынужденная эмиграция в последние годы жизни. В литературе и историографии он также остался куда менее приметным, чем яркие современники, такие как граф Страффорд, Оливер Кромвель, маркиз Монтроз, принц Руперт, оба Карла Стюарта и многие другие. Их в силу разных причин романтические образы «затмили» Кларендона, который даже внешне, плотный в молодые годы и толстый в зрелом возрасте, мало подходил на роль героя; он и был не героем на поле сражения, а бюрократом с твердыми политическими, религиозными и моральными принципами. «Герои», такие как его друг и кумир лорд Фолкленд, погибали в сражениях или на эшафоте, как другой его товарищ лорд Кейпл, были украшены шрамами от ран, ему же было уготовано долгие годы страдать от приступов подагры, иногда на несколько недель выбивавших из колеи. Он принадлежал к партии, которую называли «кавалеры», но как мало его образ напоминал их! Его деятельность была направлена на установление господства закона, твердого баланса между монархией и парламентом, сильной англиканской церкви. Его принципы и умеренная политика, в чем-то обгонявшие время, в конечном счете, оказались негодными для любой фракции. В лагере Карла I он считался слишком большим конституционалистом, а при дворе Карла II, отличавшемся терпимостью и даже фривольностью, он вызывал раздражение осуждением морального разложения и нежеланием угождать окружению монарха. Кларендон был прагматиком, но он не был бессовестным царедворцем, принципы не были для него пустым звуком. В то же время, ставя себя выше большинства окружающих, и не без основания, он допускал, что людям свойственна доля беспринципности, готовность сменить точку зрения, в лучшую или худшую сторону, в зависимости от обстоятельств.
Кларендон был легок в общении далеко не со всеми. Он был подчас излишне прямолинеен, когда надо было промолчать или принять происходившее как данность, поэтому у него не было недостатка ни в друзьях, ни во врагах. С годами друзей становилось меньше, а врагов больше. Королева Генриетта Мария, жена первого Карла и мать второго, была в числе его вечных противников. Однажды она сказала о нем: «Если бы он считал меня шлюхой, то сказал бы мне об этом прямо». Склонность к морализаторству и нравоучению, в конце концов, оттолкнула от него Карла II, что сыграло роль в падении его министерства в обстановке многочисленных обвинений. По мнению историка Х. Пирсона, он, по классификации Гиппократа, был холериком, как Петр I, Суворов или Пушкин: человеком порывистым и даже страстным, отдающимся делу, склонным к эмоциональным вспышкам [76,
