Не успел Иван нарадоваться, сколь ладно и хорошо все получилось, как к ному в котельную выгородку спустился сам Дымов и крайне вежливо пригласил прогуляться наверх. Наверху было на что посмотреть. Сработал закон притяжения, и вся ржавчина вернулась обратно, густо загадив ростры и только что выстиранный чехол яла-шестерки левого борта. Иван выкатил свои синие глазки, а потом раскрыл рот: он постиг тайну профессионального суеверия. Не зря все предшественники и учителя заклинали его подрывать клапан только зимой, глубокой ночью и после обильного снегопада.
Тощий торпедист Сеня хромал, потирая коленку, по коридорам и доверительно всем говорил:
— С таким раскладом мы отчетливо утонем. Нет, вы поймите меня правильно, мне не обидно тонуть. Мне обидно тонуть у стенки.
Дымову Сеня сказал:
— О дежурный. Когда корабль превращается в плавучий караван-сарай, не теряй голову. Веди себя с достоинством, как подобает караван-баши.
Дымов взревел и назначил Сеню мыть вместе с радистом борт. Обязанности поделили так: радист спустился на плотик, а Сеня остался наверху обеспечивать — следить, чтобы радист не утонул. Жилет Зеленов надувать не стал, чтобы не мешал работать. Он драил борт щеткой на длинной ручке, макая ее в ведро с мыльным раствором, и смывал мыло водой, что плескалась вокруг; было это долго и скучно. Почему-то никто до Зеленова не додумался мыть борт из шланга. Сеня спустил ему шланг, подсоединил свой конец к пожарному рожку и, услыхав бодрое «врубай», пустил воду. Когда Сеня вернулся к борту, на воде рядом с плотиком плавал один берет. Шланг, разогнутый силой восьми атмосфер, выбросил Зеленова с плотика. Вскоре вынырнул и сам рационализатор с круглыми от холода глазами. Даже в разгар июля вода в бухте не располагала к купанию.
Вытаскивали его долго: мешало привязанное к ноге ведро.
Дымов взъярился вконец: дежурный по дивизиону приказал ему выделить трех человек на продсклад и восемь на отгрузку угля для электростанции, хотя последнему молодому матросу было ясно, что выделять людей на уголь должна береговая база, — и это когда минеры уехали сдавать мины, ученики ушли на занятия, а мотористы вне всякого плана затеяли менять дизель, и командир велел дать им на полное растерзание семь человек из верхней команды… И когда уже всем начинало казаться, что из этого шумного и бестолкового дня не выйдет ничего путного, и Сеня в четвертый раз живописал Ивану историю потопления радиста, а Иван хохотал (он замечательно умел хохотать), к ним подошел хмурый Шурка Дунай и сказал:
