Испытывая странное и непонятное ощущение, она прислушалась к себе. Невольно вспомнились рассказы знакомых девушек и подруг, которые в один голос твердили, что первый мужчина никогда не забывается, и она подумала: «Неужели это правда? Интересно, что же будет со мной?..»
Улдзийме стало не по себе, и ее вновь охватила дрожь. Жамьян посмотрел в ее сторону, нежно и мягко сказал:
— Ничего! Ничего! Не бойся…
«Как же это им удается так легко одурачивать нас?..» — подумала она, почувствовав себя жалкой и одинокой. Затем отвернулась от Жамьяна и рванулась к выходу. Дождь по-прежнему лил и лил.
Караванщики стали подниматься на перевал Ганг. «Неужели и отсюда не покажется город?» — подумал Дамдин, подстегивая своего скакуна. Дремавший до этого Жамьян тоже оживился и стал размахивать кнутом. Цокзол с Улдзиймой, присматривая за поклажей, ехали впереди.
Неожиданно из-за перевала с ревом выскочила целая колонна груженых машин и направилась прямо на них. Караванщики едва успели освободить дорогу, а машины, не сбавляя скорости, пронеслись мимо. Все вокруг потонуло в пыли.
Жамьян успел спешиться и стоял на обочине дороги, придерживая коня. Как только мимо него пронеслась последняя машина, он закричал:
— Сколько же вас тут носится, черт бы вас побрал! — и, не мешкая, погнал овец дальше.
Дамдин едва удержал своего скакуна, но кричать и ругаться не стал. Наоборот, он с восхищением и завистью смотрел на колонну, на водителей, которые все, словно сговорившись, вели свои машины, высунувшись из кабин. Дамдин пристально вглядывался в каждого, надеясь увидеть среди них и своего знакомого.
«Раз появились машины, значит, город близок», — обрадовавшись, подумал он и присоединился к Жамьяну. Вскоре они поднялись на перевал. Цокзол уже сидел у каменного обо[36] и курил. Улдзийма, придерживая упряжку, всматривалась в даль.
Дамдин сразу же посмотрел на север и увидел горные громады Хангая, тонущие в синей дымке. Ветерок здесь показался ему тугим и прохладным.
— Куда же запропастился этот город, и где он вообще есть? — проворчал Дамдин и вздохнул. Ожидания его снова не оправдались, и он взгрустнул.
Жамьян с важным видом стоял рядом с Цокзолом и курил. Дамдин подошел к ним, сел и, ожидая конца привала, от нечего делать стал подбирать камушки и швырять их под откос.
Цокзол, по-прежнему дымя трубкой, вдруг повернулся к Дамдину и весело сказал:
— Ну, сынок, город твой теперь близок! Гора Богдо-Ула во-он она! — и указал трубкой туда, куда только что смотрел Дамдин.
