Труся монотонной рысью, Цокзол наконец-то выехал к своей юрте и заметил, что овцы уже пригнаны, но доить их еще не начали. У коновязи стояли три лошади под седлами. «Кто же к нам приехал?» — подумал он и подстегнул коня. Подъехав к коновязи, он спешился, привязал своего коня и взялся по лошадям и седлам определять их хозяев. «Где я видел это седло? А тавро лунным серпом, кажется, кого-то из наших соседей», — старался вспомнить он. Затем признал своего скакуна, посланного для Дамдина, подошел к нему, потуже натянул поводья и убрал подальше от копыт свой длинный укрюк. И только после этого зашагал к юрте, по пути швырнув камешком в козлят, выбежавших из стойбища.
Войдя в юрту, он оглядел гостей, бросил на кровать свою старую шляпу и поприветствовал их:
— Благополучен ли был ваш путь?
— Хорошо ли нагуливает скот? — в ответ приветствовали его гости, с уважением глядя на хозяина.
Едва он успел сесть, жена поднесла ему большую серебряную чашку, наполненную рисом с молочными пенками. Цокзол не спеша вытащил платок из кармана, вытер пот с лица и сказал:
— Ну и солнце сегодня! Палит нещадно… — Потом обратился к Жамьяну: — Как твои дела? Успеваешь?
— Вроде бы должен успеть, — ответил тот и начал набивать трубку.
Жамьян собирался вместе с Цокзолом ехать в город и теперь приехал к нему, чтобы условиться о дне отъезда.
— А я, к сожалению, еще не готов, — ответил Цокзол.
— Говорят, что овцы нынче в большой цене… Недавно там был Носатый Жамба, — сказал Жамьян. В его голосе и взгляде явно сквозило желание побыстрее отправиться в город и выгодно продать своих овец.
— Так оно, видно, и есть! Перед надомом такое каждый раз случается. Базар — словно весеннее небо: сегодня одно, а завтра совсем другое, — пробасил Цокзол и, обращаясь к жене и дочери, сказал: — Не пора ли овец доить? Идите, а то поздно будет.
Дамдин начал стаскивать свои новые сапоги. Несколько дней тому назад их подарил ему Цокзол. Дамдину они были так необходимы, что он считал их самой дорогой вещью у себя и очень берег.
Дамдин вместе с Улдзиймой и Цэвэлжид вышел из юрты. Цокзол с Жамьяном остались вдвоем.
Вскоре от загона донеслись блеяние овец и ягнят, крики:
— Эй! Куда лезешь?
— Назад, говорю!
— Гони! Гони!
— Чайг! Чайг!
— Назад!
— Камнем ее!
Постепенно все стихло: дойка началась. Дамдину там больше нечего было делать. Вытирая пот со лба, он вернулся в юрту. Жамьян с Цокзолом за чарочкой архи вели неторопливую беседу о предстоящей поездке.
