Я был уверен, что она сейчас расплачется, и мне этого не хотелось. Но Вульф бесцеремонно прервал ее:
– Это все, мисс Барстоу. Это все, что я хотел узнать. Теперь моя очередь попросить вас о любезности. Не позволите ли вы мистеру Гудвину проводить вас наверх и показать вам мои растения?
Сара Барстоу уставилась на него.
Он продолжал:
– Никаких уловок с моей стороны. Я всего лишь хочу остаться наедине с дьяволом. На полчаса, пожалуй. И кое-кому позвонить. Когда вы вернетесь, у меня будет для вас предложение. – Он обратился ко мне: – Фриц позовет вас.
Мисс Барстоу встала и пошла со мной, не проронив ни слова. Я решил, что оно и к лучшему, ибо походка ее казалась нетвердой и вообще она была малость не в себе. Чтобы не затруднять бедняжку подъемом по лестнице, я провел ее через прихожую к лифту Вульфа. Когда мы вышли на верхнем этаже, она схватила меня за плечо:
– Мистер Гудвин, почему мистер Вульф отослал меня сюда?
Я покачал головой:
– И не спрашивайте, мисс Барстоу. Даже если бы я знал, не сказал бы. А поскольку я ничего не знаю, то не лучше нам полюбоваться цветами?
На звук открывшейся двери в коридор из комнаты, где растения высаживались в горшки, выглянул Хорстман.
– Все в порядке, – успокоил я. – Мы тут осмотримся немного?
Он кивнул и быстро исчез.
Я не единожды бывал в оранжерее, но всякий раз заходил туда затаив дыхание. Реакция не такая уж редкая, по моим наблюдениям. Например, сколько бы ты ни видел, как Снайдер[13] подпрыгивает, одной рукой принимая опасную подачу – словно одна молния останавливает другую, – сердце неизменно замирает. Вот так и с оранжереей.
Вульф использовал бетонные стойки и стеллажи из металлических уголков, а также систему распыления, изобретенную Хорстманом для увлажнения воздуха. Здесь было три главных помещения: одно предназначалось для каттлей, лелий и их гибридов, другое – для гибридов одонтоглоссума, онцидиума и мильтонии, третье представляло собой тропический отсек. Еще тут имелись посадочная комната, каморка Хорстмана и угловая комнатка для размножения орхидей. Подручные материалы: горшки, песок, сфагнум, листовой перегной, суглинок, высушенные корни папоротника чистоуса, древесный уголь и черепки – хранились в неотапливаемой и незастекленной задней каморке возле наружной лифтовой шахты.
Поскольку стоял июнь, в оранжерее были установлены затеняющие реечные экраны, и все внутри: широкие листья, цветки, узкие проходы, десять тысяч горшков – покрывал полосчатый узор из света и тени. На мой взгляд, так выходило еще эффектнее.
