— Что случилось с твоей старой церковью? Ты был последним последователем Дагона. Теперь о нём можно забыть?
— О нет — ответил я. — Ничто никогда не расходуется впустую при новом режиме. Это было бы неэффективно. Они поставили в моём старом храме нового, модернизированного Дагона — Дагона двадцать первого века.
— Нового Дагона?
Я пожал плечами. — Какой-то полубожественный подражатель, дождавшийся своего звёздного часа. Множество наиболее непокорных слабых богов изгоняется и заменяется.
— Новый Дагон, в церкви, где я был… возрождён. — Эдди медленно покачал головой. — Нет. Этого не будет. Отведи меня туда.
— Ты собираешься наделать неприятностей?
— Да.
— Тогда пойдём. Но я должен тебя предупредить, Эдди — храм выглядит не так, как ты помнишь. Он был переделан, по образу своего нового божества, вместе со всеми новыми догмами и доктринами.
— Как он может быть Дагоном, если всё, что представлял Дагон, было изменено?
— Имя — всё в эти дни, — ответил я. — Имя, бренд и логотип — всё, о чём заботится каждый.
• • •
Эдди мог мгновенно переправить нас обоих в мой старый храм, если бы захотел, но, думаю, ему нужно было пройтись, чтобы было время подумать, рассмотреть и вспомнить. Я помнил его, каким он был тогда. Четырнадцатилетний и в бегах, оскорбив абсолютно всех. Тогда он убил бы любого, безрассудно набрасываясь на общество, которое всегда причиняло ему боль и сделало его плохим парнем. Он не контролировал себя и все об этом знали. Вести об этом разошлись, Эдди бежал и однажды на Улице Богов, ослепляющей и ошеломляющей силами ещё опаснее него, он как-то нашёл путь к маленькому старому храму Дагона, богу рыбы, некогда почитаемому фарисеями. Почти забытому всеми, кроме одного человека, который всё ещё поддерживал свою церковь.
Эдди пришёл, словно дикий пёс, ищущий убежище от бури и он позволил мне кормить и присматривать за собой, возможно, потому что понял — я никогда не представлял для него никакой угрозы. Его не волновал бог моей церкви, но моя упорная настойчивость очаровала его. Он остался со мной и почему-то… мы привязались друг к другу. Наверное, потому что у нас больше никого не было. Я дал ему убежище и мы беседовали многие часы. Я спросил его, во что он верил.
— Не знаю, — ответил он. — Я никогда не сталкивался ни с чем и ни с кем, чему стоит верить.
— Почему бы не попытаться поверить в себя, — предложил я. — Что ты можешь стать больше, лучше, чем ты есть. По крайней мере, для начала.
