Таким образом, Мальбранш имел полную возможность ничего не опасаясь продолжить демарш против Аристотеля, начатый еще злосчастным Рамусом. Времена изменились. Под напором новых идей тем, кто прикрывал свое безмыслие ссылками на аристотелевские тексты, пришлось перейти в оборону. Конечно, это не значило, что система разом сдалась. Ведь она была такой удобной и устоявшейся, и, очевидно, устраивала не только шарлатанов от науки, но и добросовестных ученых. Аристотель в те времена еще был повсюду. И тем не менее, Мальбранш уже мог более или менее безбоязненно позволить себе то, за что столетие назад поплатился жизнью его предшественник.
Мальбранш писал:
Если вы открываете какую-нибудь истину, то необходимо – даже и в наше время, – чтобы Аристотель предвидел ее; если же Аристотель противоречит ей, то открытие ваше ложно. Одни заставляют этого философа говорить так, другие – иначе; ибо все, кто хочет прослыть за ученых, заставляют его говорить их словами. Нет той нелепости, которую бы не заставили его сказать; очень немного таких новых открытий, которых не разыскали бы в виде загадок в каком-нибудь месте его сочинений. Словом, он почти всегда противоречит самому себе, если не в своих сочинениях, то, по крайней мере, на устах тех, кто преподает его. Ибо хотя философы уверяют и даже думают, что преподают его учение, однако трудно найти двух философов, которые были бы согласны относительно его мнений, потому что на самом деле книги Аристотеля столь темны и полны терминов столь неопределенных и столь общих, что можно приписать ему с некоторым правдоподобием мнения даже тех, кто наиболее противоречит ему. В некоторых из его сочинений можно заставить его сказать все, что хочешь, потому что он почти ничего не сказал в них, хотя много нашумел; подобно тому как дети под звон колоколов говорят все, что им захочется, потому что колокола говорят громко и не говорят ничего[286].
Авторитет аристотелевской философии, на его взгляд, есть результат пристрастности недалеких комментаторов, рассчитывающих через превознесение древнего автора выговорить привилегированное положение для самих себя. Примером и мишенью для нападок Мальбранша становится при этом прославленный Комментатор, знаменитый Аверроэс, поистине преступающий в своих славословиях Философу границы разумного:
Поистине, не безумство ли говорить так? Не перешло ли пристрастие этого писателя в сумасбродство и безумие? Учение Аристотеля есть высшая истина. Никто не может обладать знанием, которое равнялось бы или даже приближалось к его знанию. Он дан нам Богом, чтобы мы познали все, что может быть познано. Он делает всех людей мудрыми; и становятся тем мудрее, чем лучше усваивают его мысли, – как Аверроэс говорит в другом месте:
