На этом Рамус, конечно же, не остановился и в своем «Порицании Аристотеля» («Aristotelicae animadversiones») назвал греческого философа софистом, обманщиком и к тому же безбожником. За это он получил суровую отповедь ректора Пьера Галлана. Ф. Рабле описал спор ученых мужей следующим образом:
Но вот что нам делать с Галаном и Рамусом, которые при поддержке своих подручных, единомышленников и присных сбивают с панталыку всю Парижскую академию? – восклицает в бессмертном романе Юпитер. – Я нахожусь в крайнем замешательстве. До сих пор еще не решил, на чью сторону стать. Оба представляются мне добрыми собутыльниками и добрыми блудниками. У одного из них есть экю с изображением солнца, блестящие и полновесные, другой только хотел бы их иметь. Один из них кое-что знает, и другой не совсем невежда. Один любит состоятельных людей, другой состоятельными людьми любим. Один из них – хитрая и пронырливая лиса, другой черт знает что говорит и пишет про древних философов и риторов и лает на них аки пес[59].
Галлан не стал прибегать к арбитражу Юпитера. А вот его преемник Гийом де Монтей обратился в Парижский магистрат, требуя уничтожить книги Рамуса, а вскоре за дело взялся король Франциск I. Этот галльский Юпитер организовал двухдневный диспут, после которого Рамус был осужден, а его книги запрещены. 26 марта 1544 г. был обнародован королевский эдикт, в котором среди прочего говорилось: «А также он [Рамус] не должен больше употреблять злословия и брани ни против Аристотеля, ни против других древних писателей, признанных и одобренных, ни против нашего любезного детища – университета»[60].
Хотя впоследствии запрет на публикации и на открытое изложение своего мнения Рамусом был снят, этот эдикт остается ярчайшим выражением духа своего времени. Должно быть, Рамус стал несколько осторожнее в своих выпадах против Аристотеля. Однако впоследствии он вызвал еще один скандал, понося Цицерона и Квинтилиана. Так что великий Рабле был прав, замечая, что Рамус «черт знает что говорит и пишет про древних философов и риторов».
Осуждение философа, осмелившегося в те времена выступить против незыблемого авторитета Аристотеля, будет производить сильнейшее впечатление на потомков. Два столетия спустя К. А. Гельвеций будет писать:
В эпоху величайшего расцвета церкви некоторые люди возводили сочинения Аристотеля на уровень священного писания, а другие ставили его образ рядом с изображением Иисуса Христа; некоторые утверждали в своих диссертациях, что без Аристотеля религия была бы лишена своей главнейшей аргументации. Ему принесли в жертву многих критиков, между прочим Рамуса: когда этот философ напечатал сочинение под заглавием «Критика Аристотеля», то все старые доктора, невежественные по своему положению и упрямые ввиду своего невежества, почувствовали себя, так сказать, изгнанными из своей вотчины и, устроив заговор против Рамуса, заставили изгнать его
