– Мне вполне подходит, – отвечает девочка так, будто у нее могли быть и другие, более важные планы. – Могу я помочь с заключенным?
– Нет.
Она скрещивает руки на груди, готовая поспорить.
– Ты сегодня упражнялась в письме?
Рослин откидывает голову назад и сердито вздыхает.
– Никаких допросов заключенных, пока не выполнишь свои собственные обязанности.
Я бы все равно не позволила этой малышке помогать мне в таком деле. Ей незачем видеть, как я мучаю мужчину.
– И никакого праздника, пока не позанимаешься.
– Ох, ну хорошо, – сдается Рослин, громко топая прочь.
Когда я спускаюсь на гауптвахту, Валлов и Дерос играют в карты. Вордана наконец выпустили из клетки, но только чтобы посадить в одну из тюремных камер. Он стоит спиной к нам, развязанный и без кляпа. Через две камеры от него Райден сидит на полу, положив руки на колени. Он даже не смотрит на меня.
Хорошо.
– Твоя дочь становится все более дерзкой, Валлов, – говорю я.
– Понятия не имею, откуда в ней подобное, капитан, – отвечает мужчина.
– Надеюсь, ты не намекаешь, что она набралась этого от меня.
– Даже думать о таком не смел, – качает головой Валлов, но его тон слишком легок, чтобы быть искренним.
Я улыбаюсь:
– Вы двое пока что свободны. Я присмотрю за пленниками.
Они оба вскакивают со своих стульев и направляются к лестнице.
– И, Валлов, проследи, чтобы Рослин действительно практиковалась в письме, а не угрожала людям своим кинжалом.
– Разве не красивое лезвие, капитан? Выиграл его у Дероса в одной из наших партий.
Дерос складывает руки на груди:
– Я нарочно поддался, чтобы у девчушки был способ защитить себя.
– Поднимайтесь наверх, ребята, – говорю я.
Я жду несколько секунд, пока не слышу, как захлопывается люк. Вордан поднялся, стоя на одной ноге – той, что уцелела во время его падения в гостинице, – и уже повернулся ко мне лицом.
Он кивает в сторону заполненной плюшевыми подушками камеры на противоположной стороне карцера.
– Я бы предпочел эту, но я так понимаю, она для тебя, – улыбается он своей сообразительности. – Каково это – быть запертой на собственном корабле? – продолжает Вордан. – Не могу себе представить…
Я обрываю его глубокой, низкой нотой. Вордан сжимает в руке нож. Он со страхом смотрит на лезвие, прежде чем воткнуть его в собственную ногу, ту, что не сломана. Мужчина кричит. Постепенно его крики переходят в сердитое ворчание. Довольно жалкая попытка сохранить самообладание.
Я перестаю петь, и Вордан выходит из-под моего контроля.
