Поэтому из-за вот этих, последних ребят я никогда не обвинял войну, в том, что попал в тюрьму. Я имею в виду, я бы попал в тюрьму до войны в любом случае, судья просто дал мне отсрочку. Все были против войны тогда, поэтому они искали ребят, которые бы отправились туда. Когда общественный защитник сказал судье, что я хочу поехать на войну, судья стал серьезным. Потом он сказал, что я хороший парень, и драки, за одну из которых меня забрали — и в которой один парень серьезно пострадал, — ну, случаются в бедных кварталах.
Это было когда я жил в городе. Мы никогда не называли те места, где мы жили кварталами, как судья, но мы знали о границах. Все случилось, когда те, другие парни, перешли границу.
Тогда у меня был плохой характер. Действительно плохой характер. Я пил. Алкоголь только ухудшал мой характер. Я знал это, но мне нравилось пить. Но несмотря на то, что было много дури в моем… квартале, я никогда не принимал наркотики.
Никогда, до тех пор, пока я не оказался там.
Я потерял свой характер в армии. Я не имею в виду, что я сошел с ума. Я имею в виду, я потерял дурной характер. Он исчез. Вскоре я перестал и пить. Это было после того, как я выяснил о себе кое-что. После я получил свою особую специальность[1]. Я был в пехоте сперва. Это вообще-то совсем не особая специальность. Я имею в виду, это не как если бы ты был механиком, разбирающимся в вертолетах, или связным — ничего такого, что можно было бы использовать в Мире.
Поэтому я бросил пить и никогда больше не курил дурь, это была просто травка, но ни ее, никакую другую наркоту.
Было еще кое-что, плохое и в то же время хорошее. Хорошее — потому что ты теперь не боялся ходить в джунгли. А мы это делали большую часть времени. Вот что делала пехота. Плохое — то, что ты становились тупым. Тебя переставало волновать, убьют тебя или нет. Или, наоборот, ты параноидально начинал палить по листьям, стоило им шевельнуться. Все это могло убить тебя — поэтому, мы должны были быть тихими.
Этому я там научился, как быть тихим.
Однажды меня подстрелили. Когда я был еще в пехоте. Не такое уж сильное ранение. Не «ранение на миллион долларов», как оно называлось, когда оно было достаточно серьезное, чтобы тебя отправили обратно, в Мир, но не такое сильное, чтобы ты стал калекой. Лучшее, что могло дать ранение, это быть серьезным, чтобы тебя отправили домой и демобилизовали. Они измеряли неспособность воевать в процентах, например, десять процентов неспособности или тридцать или еще сколько-то.
