.
Milites, о которых идет речь, были прекрасно осведомлены о месте и учреждении, у которого они могли бы требовать выплаты жалованья. Империя все еще существовала, но в другом месте, больше не в Норике. Она не умерла, не закончилась, не растворилась — просто Норик больше не составлял ее части и стал землей варваров. Но это его замечание, хотя и пронизанное ностальгической грустью, без возражений принимает ухудшившуюся со временем ситуацию постепенного и неотвратимого распада, неминуемого разрушения форм римской жизни. И в этой нарастающей темноте единственным маяком, единственной определенностью была вера, а с ней — ее неутомимый распространитель Северин. В этой связи представляется полезным перечитать начало параграфа XI биографии:
Dum adhuc Norici Ripensis oppida superiora constarent et paene nullum castellum barbarorum vitaret incursus, tam celeberrima sancti Severini flagrabat opinio, ut certatim eum ad se castella singula pro suis munitionibus invitarent, credentes, quod eius praesentia nihil eis eveniret adversi[205]. Расположенные на вышележащем берегу Дуная города Норика, когда еще сосуществовали вместе с деревнями, соперничали в том, чтобы обеспечить присутствие
vir Dei[206], будучи уверенными в спасении от варварских нападений, пока он находится у них в гостях. И в этом случае воспоминание о том
constare городов на верхнем берегу Дуная (
dum … constarent), когда они все еще существовали и не были покинуты, имеет не просто описательную функцию, но выступает как обрамление для включения и введения более широкой темы, а именно славы святого, приписываемой ему ауры защиты, внутренней убежденности в том, что можно выжить, если будет обеспечено его присутствие. По аналогии, уже не «
constare» империя римлян, когда Евгиппий сообщает о последнем путешествии солдат в Италию; это было функциональным припоминанием, призванным подтвердить неэффективность человеческого оружия, если защита не направляется божественным промыслом. Поэтому такое припоминание прошлого времени, хотя и пронизанное ностальгической грустью и выведенное на фоне отвлеченной и смирившейся печали, не следует связывать с определенным политико-институциональным событием, с тем, что могло бы быть интерпретировано как рассечение, с роковым 476 годом, с низложением Ромула Августула и с возвышением варвара Одоакра, чье восхождение предвещается в
Vita. И мы как раз подходим к встрече Одоакра и святого.
