Батависа знаменует собой «самый конец того процесса перераспределения, который в течение столетий перекачивал золото из процветающих и мирных внутренних провинций империи в приграничные области, выдерживавшие основную тяжесть варварских атак, но тем самым пользовавшиеся плодами созданного армией рынка»
[178]. Таким образом, при прекращении платы солдатам пришла в упадок оборона, в отсутствие управления, центрального аппарата, который бы направлял и упорядоченным образом координировал защиту, ставшую своего рода местным делом, часто ограниченным отдельными городами и даже пределами стен отдельных городов
[179]. Тот, кто рисковал и выходил за стены, хотя бы только для того, чтобы собрать плоды, мог наткнуться на мечи варваров
[180]. И атмосфера, которой дышится на страницах
Vita, имеет привкус… здесь передается очевидность размышления, изысканно средневекового благодаря населению, укрывшемуся под защитой стен, охраняемых вооруженной стражей, теснимому укусами голода в ожидании чудес, которому блаженный Северин в качестве средства от несчастий предлагает искупление грехов и превентивные действия против грядущих новых катастроф, посты, дальнейшее воздержание и дальнейшее самопожертвование. Конец мира, или, точнее, конец античного мира. В
Vita проявляются, в игре света и тени, выцветшие краски агонизирующей цивилизации на однородном фоне нищеты и запустения, освещаемом лишь вспышками веры, и обломки последних уцелевших остатков римских учреждений, римской жизни, все еще, в редких случаях, упрямо существующих. Здесь не появляются институциональные фигуры — ни уполномоченные имперской власти, ни губернаторы провинций, не упоминаются и военные командиры
[181]. Нет и следа
liburnarii, подразделения речной полиции,
Legio Secunda Italica,
Legio Prima Noricorum, станового хребта оборонительной системы согласно
Notitia Dignitatum[182]. Возможно, конечно, что Евгиппий намеренно сгустил краски и что удручающее отсутствие учреждений и военных гарнизонов, которое выявляется из
Vita, имело задачей придать бо́льшую убедительность деятельности Северина. Упоминается только один
tribunus, некий Мамертин
[183], к которому под давлением населения святой обратился за тем, чтобы тот обеспечил преследование банды грабителей, угнавшей скот и похитившей людей, отважившихся выйти за стены города Фавианы. Северин спросил трибуна, который, кстати, стал через несколько лет епископом, есть ли в его распоряжении вооруженные солдаты, которые могли бы быть использованы для сдерживания варваров. Просьба о вмешательстве не была, таким образом, скоординирована и предписана политической организацией, правительственной структурой, имперским чиновником, но исходила от святого. Мамертин сетовал на численную недостаточность своих людей и нехватку оружия, но был заверен Северином в божественной поддержке. Экспедиция была успешной и у варваров было даже захвачено много оружия. Вполне вероятно, что больше не функционировала знаменитая оружейная мастерская в Лавриаке, городе, на защите которого находилась засвидетельствованная Евгиппием «обычная стража»
