— Нет, — процедила она. — Он ничегошеньки мне не сказал. С некоторых пор он перестал посвящать нас в свои планы. Вы с ним как будто распрощались?
— Да. Но он передумал. — И, более не в силах сдерживаться, Трис набросилась на нее с претензиями: — Почему ты так настроена против меня? Чем я тебя обидела? Зачем врала мне? Говорила, что вы не строите ни с кем отношений. Но ведь это неправда.
Готесса вытряхнула на ладонь сигарету из пачки.
— Я не хотела, чтобы ты сравнивала нас с обычными людьми. Мы не люди. Мы что-то совершенно иное. — Она подожгла сигарету и курила, подолгу задерживая дым. — А с живыми мы действительно не знаемся. Мы приходим и уходим. Они быстро забывают наши лица и наши имена.
— Почему же я не забыла?
— Тебя привел Сидни. Как равную нам.
— И за это ты меня ненавидишь?
— Тебя? Нет. Я ненавижу его. — Собеседница удивленно заморгала, и Хетт объяснила: — Он хладнокровный отморозок, и у нас с ним старые счеты. Ты здесь ни при чем. Кстати, ты с ним спишь? — Трис опешила от бестактности вопроса, покраснела до кончиков ушей и смогла выдавить из себя лишь что-то нечленораздельное. — Тем лучше. Не доверяй ему. Это он убил Шену.
Трис внезапно захотелось достать фотографию и показать Хетт. Не изменится ли она в лице? Не побледнеет ли? Не выдаст ли своей вины каким-либо иным способом? Хетт угадала направление ее мыслей.
— Он убедил тебя, что это сделала я. И что он рассказал тебе? Как мы в последний день с ней разругались? А потом она не вернулась? — Трис не отвечала. Пока что она не собиралась менять стороны: все-таки доводы Сидни основывались больше на логике и фактах, а не голой неприязни. — Что еще он говорил?
— Ничего.
— Удобно.
— Почему?
Хетт ладонью разогнала дым перед своим лицом.
— Потому что в тот самый вечер Шена с ним порвала.
У Трис пересохло в горле, перед глазами заплясали темные пятна, как будто ее сильно стукнули по голове. Она судорожно вцепилась в подлокотник немеющими пальцами. Другая рука непроизвольно сжалась в кулак.
— Что ты хочешь этим сказать?
Ей ответили ядовитой улыбкой.
— Только то, что они трахались.
Каким-то образом ночному визитеру удалось проскользнуть мимо сестринского поста. Может, дежурная придремала под конец смены или как раз отошла за чашкой кофе. Так или иначе, она увидела нарушителя на мониторе. Он входил в палату к Эстер. Включив громкую связь, медсестра поднесла губы к микрофону.
— Сидни, тебе нельзя здесь быть.
Она не видела, что происходит в палате. Все пациенты имели право на частную жизнь, так что единственная камера располагалась в центральном коридоре. Гость не выходил. Пайпер всерьез забеспокоилась. Она повторила ту же фразу, надеясь, что он одумается. Сидни все же удалось завоевать ее расположение, и Пайпер не хотела, чтобы у него возникли неприятности с законом.
