Сейчас Аня задумчиво смотрела на подругу. Она знала, если та молчит, то лучше оставить её в покое. Но сегодняшний Настин «уход» был какой-то уж слишком печальный!
— Настёна, а я… — заикнулась было она о своих похождениях, но запнулась не в силах и слова из себя выдавить — то ли так падал свет, но лицо Насти странным образом изменилось: под глазами легли тёмные круги, все черты заострились — перед ней сидела измученная страданиями пожилая женщина, почти старуха! (Уф, и привидится же такое!)
Аня подошла к Насте, опустилась подле неё, заглянула в глаза.
— Настёна… — Она ласково погладила ее руку. — Ну, что у тебя случилось?
— Я…, что…? — как опомнилась Настя, — Я думаю, наш профессор был прав. Мы все ошибаемся!
— В чём? — не поняла ее Аня.
— Прежде, чем писать диссертации о фараонах Исхода, нужно хотя бы понять, «что?», а возможно «кто?» был толчком — стимулом развития для Египта?
Аня всплеснула руками и резко поднялась.
— Ой ты, батюшки! Настя! Если бы ты сказала, что по дороге в музей встретила красавца бедуина, влюбилась в него с первого взгляда и весь день просидела с ним на берегу Нила вместо того, чтобы топтаться в музее, я бы поняла. И не смеялась бы над твоими душевными страданиями, и даже извелась бы белой завистью. Но ты приходишь вот такая — вся истерзанная, и начинаешь рассказывать мне о профессоре, о диссертациях, о каких-то там «стимулах развития»! Да, все это мне еще в универе надоело! Твои диссертации! Будь они неладны!
Она даже притопнула ногой и долго бы еще бубнила от возмущения — она устала от всего исторического, — но вдруг замолчала. Она вдруг поняла, что ей, в самом деле, всё это неинтересно и что она хотела бы вернуться в тот день, когда они с Настей стояли на пороге университета с аттестатами в руках, и она не знала, куда ей подавать документы. Тогда она послушала Настю. «Египтология — это же так интересно!» и пошла с ней на исторический факультет.
Ох, много бы она отдала, чтобы вернуться в тот день!
Сегодня она знала: быть модельером — вот ее призвание! Но! Время ушло! И вернуться назад в прошлое, даже на каких-то пять лет назад, чтобы всё изменить там, в прошлом, — нельзя! (Она не знала, что никогда не поздно идти к Мечте!)
Вдруг Аня спросила:
— Настёна, а ты любила когда-нибудь? — спросила и сама же удивилась своему вопросу, потому что отлично знала на него ответ.
Сколько Аня себя помнила, всегда рядом с ней, как сестра, была Настя, сначала дом малютки, затем детский дом, затем они вместе поступили в университет. Она любила Настю больше других и даже пыталась ей подражать. Вот и перед вылетом в Египет подстриглась и выкрасила волосы, как у Насти, лишь бы быть похожей на нее, а не потому, что это так модно. Настя была удивительная! В чём заключалась «Настина удивительность», Аня не смогла бы объяснить, она лишь знала Настя не такая как все. В Детдоме ребята влюблялись в нее, смотрели, как на царицу, а Настя, именно, как царица их не замечала. Вот это было самое примечательное и не понятное — Настя никого не выделяла и, вероятно, даже никого и не видела — смотрела как сквозь, как поверх голов.
