Самостоятельно въехал Евлампий и в «столовую», благо, порога у барака не было, пол шел вровень с землей. Въехал и пошутил:
— Ниче, Макар, что я прямо на колесянке?
— Порядок, — сказал ему Макар Блин. — Давай въезжай в президиум.
Подъехал к столу президиума, но из коляски и не поднялся. На ногах он стоял последний раз под городом Берлином.
Пришла на сход и немного посидела мать Кито, Настя Мазеина. Но ее начал душить кашель, резкий, отрывистый, словно рвалась туго натянутая материя. Так и не дождавшись начала, незаметно удалилась — не громыхать же безостановочно при народе.
Настя занемогла где-то в последний год войны. А так всю свою жизнь провела при льне. Тяжелая эта работа. Вырастить да убрать лен с поля — половина дела. Надо его выгоить, то есть выходить, чтобы он превратился в пряжу. А потому первоначально требовалось вымочить. Мочили лен на открытом всем ветрам озерке, которое так и называлось — Мочище. День-деньской у воды да при воде. А осень зауральская совсем не золотая, как на картинке в книжке. С приморозом, с хлестким дождем, с мокрым снегом, который здесь называют слекишей. А одежда известно какая — ватная фуфайка да дождевик, обувка на ногах — дырявые резиновые сапожонки. Порой при солнышке и совсем их сбрасывала — какой толк, коль в них вода. Юбку подоткнешь да с багром целый день и бродишь, словно рыбак. Заноет, заломит в пояснице, ай ничего, думалось, рассосется, а военное время поспешности требовало. К зиме лен должен быть готов — фронт просил. Может, и не на фронт вовсе шла мягонькая, точно волосы ребенка, куделя, а на районные нужды — на мешковину там, на веревки, да ведь в те годы каждое зернышко, каждый клубенек считались фронтовым, первостепенным. А о собственном здоровье мало кто думал и заботился. И не знала Настя, что есть такая хитрая болезнь с незнакомым названием «полиартрит». «Рематизьмой» спокон веков звали все недуги суставов и лечили ее одним способом — баней.
По первому разу болезнь продержала Настю в постели неделю, словно заманивала. Отпустила боль, стали ноги такими же, как и прежде, словно ничего и не было, хоть пляши.
Во второй раз болезнь уложила Настю на месяц. Приехал врач, сказал — опасно, болезнь будет прогрессировать, если не применить курортное лечение. Грустно рассмеялась над его словами Настя — это в войну-то курортное лечение?!
В третий приступ принесли ее домой на руках от метной бани. Целый год лежнем лежала. Но и тогда советами помогала своим товаркам управляться со льном: когда сеять, когда убирать, на какой срок закладывать в метную баню… И колхоз ее не оставил в беде кукушкой куковать: то дровец подбросят, то муки. А когда вернулся с войны муж Иван, и совсем полегчало. Встала на ноги. И первым делом не в больницу пошла, не в аптеку за лекарствами, а в метную баню: незадача там вышла у товарок, тресту пересушили. И сама вроде бы забыла о коварных загадках болезни, да спасибо председателю, упомнил. Сам в область поехал, путевку схлопотал за счет колхоза на «грязи». Все курорты черемховцы называли одним словом «грязи».
