Русские тайны немецкого Висбадена | страница 45
Писательница Кармен Сильва описывает смерть бабушки, которая стала её первым потрясением жизни. 25 февраля 1856 года все её дети, родные и сводные, праздновали её сорокапятилетие. Во время праздника Лизу (будущую Кармен), которой было 12, вид бабушки обеспокоил, щёки бабушки горели красным огнём, и она покашливала. Вскоре было произнесено слово «чахотка», страшное тогда слово. Помощи не было, спохватились поздно.
Вскоре мать Лизы повела её к постели умирающей Паулины. Вновь слово Кармен Сильве: «Вечером перед её смертью она испытала настоящее преображение. Она лежала сияющая и прятала руки под одеялом, вдруг руки взлетели вверх к небу и она ясно сказала: «В четыре часа!».
Мы все стояли на коленях вокруг её кровати много часов, вставали и снова так же стояли, мама посылала меня спать, обещая разбудить, если пойдёт к концу. Вдруг бабушка открыла глаза, посмотрела на меня, улыбаясь, сделала движение и сложила губы в поцелуй, и я смогла её поцеловать, и слёзы у меня хлынули из глаз. Она была в агонии, но её природная грация и милость не покидала её ни на миг, меркнувшими глазами она заметила приблизившегося врача, и со своим характерным грациозным движением руки показала на стул у кровати и произнесла чуть слышно: «Пожалуйста, садитесь». Я легла в соседней комнате на походную кровать, стоявшую для кого-либо, кто захочет отдохнуть, и проснулась около 4-х часов, помня её слово. Она была без сознания, дыхание прерывалось, я дрожала. Старый духовник Дильтей, церковный советник, который конфирмировал мою мать, был здесь в облачении и волновался. Шли часы, было больше 4-х, но она дышала легче. Мы опять опустились на колени. Около 2-х часов вдруг налетела гроза, полился дождь, загремел гром. Когда дождь закончился, луч солнца коснулся умирающей. Наконец башенные часы города пробили 4 часа, и её дыхание остановилось. Старый доктор Фрице, который лечил бабушку, любил её и обожествлял, взял её руку, чтобы облегчить дыхание. Когда часы начали бить, он сказал громко: «Ещё один вздох!», потом опять: «И ещё один вздох!» И тогда старые шварцвальдовские часы у неё в изголовье пробили четыре раза.
Стояла мёртвая тишина. Дочери покрывали её лицо поцелуями. И над нами раздался глубокий полный голос советника Дилтея в чудесной молитве. Тогда старший брат Адольф фон Нассау поднял протянутую руку над дорогой всем нам главой и сказал: “Ударим по рукам, братья и сестры, и обещаем, что мы всегда будем держаться вместе, как будто бы она ещё жива!” И все руки легли в его руку над прекрасным спящим ликом, и одновременно у всех показались горячие слёзы»