Ранний Самойлов: Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х | страница 41
Необходимы ряд вещей:
Что не мешают развлеченья,
Прогулки для поднятья сил.
(О большем он и не просил.)
А то средь госпитальной скуки
Совсем, мол, коченеют руки.
Вот разве шефы? Да и те
Сидят недолго в духоте.
Придут, покрутят патефоны,
Подушку подоткнут под бок,
А чтоб «того» – помилуй бог.
XV
И страсть, как воздух разреженный,
Першила в горле. У виска
Стучала жилка. О тоска!
Зачем коварная природа
Раздельно создала быка
И рядом тварь иного рода,
Чье вымя полно молока
И голос полон лжи и меда!
XVI
Итак, был вечер. И закат
Все красил земляничным соком,
Звенели голоса ребят,
И все солдаты возле окон
Вдоль улицы сидели в ряд,
Кидая в дом туманный взгляд
И в одиночестве жестоком.
И вдруг вдали… Неужто сон!
Явился долгожданный «он».
XVII
Все встрепенулось. Дружный вздох
Заставил пошатнуться древо,
И даже те, кто в сон и в чох
Не верили, узрели: слева,
Слегка опершись на костыль,
В ремнях и брюках комсоставских,
Горячий глаз скосив на штатских,
Сквозь дебри взглядов дев и жен
Неторопливо выплыл «он».
Так только в сказках принц счастливый,
Без свиты, в предвечерний час
Ступал стопой неторопливой,
На подданных склоняя глаз.
XVIII
А наш любезный Спиридон,
Чтоб дать начало разговору,
Пошел к ближайшему забору,
Через минуту скрылся в дом,
Еще через одну минуту
Обнял счастливицу – Анюту
(Которая пред тем клялась,
Что лучше потеряет глаз,
Чем опорочит добродетель).
Затем припал к ней жадным ртом,
Прижал к себе. А что потом?
Не знаю. Бог тому свидетель.
…………………………………..
XIX
Ахметов – местный Торквемада[113],
По прозвищу Японский бог,
Не то чтоб был умен, но строг,
И знал, что надо, что не надо.
«Что надо» – то внушал он нам,
А «что не надо» делал сам.
………………………………
Он был особый враг любви.
А знал ли сам любовь? Еще бы!
Он ведал страсть одной особы,
Под стать фонарному столбу,
С лицом – припомнишь и в гробу…
(Что если бы сие знакомство
Дало законное потомство?
Узрел бы мир перед собой
Смесь павиана с каланчой.)
И будучи в душе аскет,
Боясь пороков и разврата,
Превыше всех возможных бед,
Грозящих чистоте солдата,
И чтобы не было проказ,
Он начал сочинять приказ.
XX
Ахмет не слишком был речист.
Слова плелись чрез пень-колоду,
Искали броду, перли в воду,
Хромали боком через лист:
«Свершивший прелюбодеянье
Лишится обмундированья
И прочая». Подобный бред
Любовь поставил под запрет.
Но нет! Мети ее метлой,
Гони взашей, забей в колодки,
Ставь сторожей на околотке,
Коли ножом, пили пилой,
Грози, пиши приказы в раже!
Ей наплевать. Она все та же.
Так что ж? Зачем все эти штуки?
Книги, похожие на Ранний Самойлов: Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х