Брать города и ужас рождать, если власть нерадиво
Кормит голодный народ: отощавший не ведает страха.
Он Куриону велел переплыть к городам сицилийским
60 Там, где внезапно моря или залили волнами землю,
Иль разорвали ее, берега проложив среди суши.
Здесь постоянно кипит работа могучего моря,
Чтоб никогда не сошлись разделенные горные цепи,
И до Сардинских брегов война разливается ныне.
65 Нивы тех двух островов своим плодородием славны;
Нет во вселенной земли, способной питать урожаем
Житницы Рима — полней чем Гесперии тучные земли,
Их превосходит едва ливийская жирная почва
В год, когда тучи Борей собирает, и Австр, побеждая,
70 В ливнях приносит с небес хлебами обильное лето.
Все это взвесив, Цезарь, в сознаньи своей победы,
К отчим стремится домам с опустившим оружие войском,
Мира личину надев. О, если б он в Рим возвратился,
Лишь племена победив на Севере, в Галлии дикой, —
75 Сколько он подвигов мог триумфам своим предпослать бы.
Что за картины войны! Оковы, которые Рейну
[234]И Океану он дал! Если б шли за его колесницей
Галлии знатной сыны, белокурый бы влекся британец!
Горе, какой он триумф потерял, победив еще больше!
80 В селах теперь на него не с весельем люди взирали,
В страхе молчали они. И нигде вождя не встречают
Крики ликующих толп: но, увы, его радовал только
Ужас, рождаемый им, и любви не просил он народной.
Вот он уже миновал и отвесную Анксура
[235] крепость,
85 И заболоченный путь, разделявший Помптинские топи
[236],
Леса священного сень — владение скифской Дианы
[237],
На гору Альбу взошел
[238] по старинной римской дороге,
Цезарь с высокой скалы вдали различил уже ясно
Город, не виданный им за годы северной брани;
90 И возгласил он, дивясь на стены родимого Рима:
«Этот приют божества неужели покинут бойцами
Без понуждений врага? За какой еще город сражаться?
Слава богам, что теперь ни Восток не нахлынул на Лаций,
Ни быстроногий сармат с панноном
[239] в тесном союзе,
95 С даком и гетом лихим. Судьба тебя, Рим, пощадила
Вместе с трусливым вождем, ваш мир возмутив долголетний
Только гражданской войной». Так молвив, он в город вступает,
Скованный страхом глухим: все думали — пламенем мрачным
Он порешил истребить жилища взятого Рима
100 И опрокинуть богов. То было мерилом боязни;
Ждали — он хочет всего, что в силах свершить. Ни весельем,
Ни предсказаньем добра его не встречали притворным.
Лишь ненавидеть могли. Вот, выйдя из тайных убежищ,
Полнит сенаторов сонм Палатинские Феба чертоги
[240],
