– Одни угрозы! Не можете вы мне ничего сделать, – отрезал он, но голова скрылась за дверью и больше не показывалась.
Несколько часов у меня ушло на то, чтобы заставить себя встать снова. Есть лишь один человек, который всегда мне поможет, и я не хочу говорить с ней, сидя в кресле, как немощный дядюшка, которого терпят в доме из милости.
Молли я обнаружил на крыльце. Она глубоко дышала, глядя на темные поля вдалеке. Глаза у нее были тоскливые. Я добрел до нее и, кое-как согнувшись, сел рядом. Она быстро вытерла глаза и улыбнулась мне.
– Ой, вы на ногах, мистер! Радость-то какая!
«Почему ты плачешь? Ты так хотела домой, так почему ты совсем не выглядишь тут счастливой?» – хотелось мне спросить, но, во-первых, она все же была простолюдинкой, во-вторых, имелось дело поважнее.
– Ты всю жизнь тут прожила. Деревня праведников – это ведь не сказка, нет?
Молли грустно пожала плечами. В сумерках она выглядела очень бледной, почти как я. Ну ладно, не настолько.
– Уже и не знаю, – прошептала она. – А вдруг я вправду ожила все же не из-за камней, а из-за электрической машины доктора? И вы тоже, и остальные. – Она ожесточенно уставилась вдаль. – Жизнь – это просто жизнь, с обычными заботами. Вот что я думаю, мистер: не бывает никакого волшебства.
Такого отчаяния, как в этот момент, я не чувствовал никогда в жизни. Если уж Молли не верит в успех моего предприятия, то…
– Я думала, все как-то само исправится, когда мы сюда доберемся, – тихо сказала она, по-прежнему не глядя на меня. – Но шиш.
Поэты часто повторяют, что любить надо за душу, а не за красоту, но в эту секунду я узнал печальную правду. Если вы плохо выглядите, если вы серый, и перекосившийся, и холодный, и страшный, на вас никто даже не посмотрит. У нас с Молли было что-то общее, когда мы были в одном положении, но теперь она жива и даже не смотрит на меня.
– Я ведь не нравлюсь тебе такой, как сейчас? – спросил я, хотя мысленно был ошарашен собственной откровенностью.
– Что за вопросы? – буркнула она. – Нравитесь, ясное дело.
Если честно, пауза перед этим была слишком уж длинной.
Надежда оставила меня, поэтому я вернулся на место и стал просто сидеть. Не знаю, сколько прошло дней, – по ощущениям, я успел бы постареть, если бы такая возможность была мне доступна. Но судьба надо мной все же сжалилась.
Было позднее утро, в доме стояла светлая, теплая тишина. Бен принимал пациентов, Молли и ее мамаша, наверное, работали в полях, чем занимался Киран – неизвестно, а я, как обычно, смотрел прямо перед собой. Потом что-то зашуршало, и под закрытую дверь, ведущую из моего закутка на улицу, просунулась записка. Я не сразу смог встать – так давно не двигался, что тело стало совсем неповоротливым, – но уж очень интересно было, кому в доме предназначено сообщение. Может, у Молли завелся грамотный ухажер? Я добрел до двери, бочком, как краб, поднял записку – и замер.
