Собрание подходит к концу. Рейнальд встает и прощается со всеми до следующего раза. Коротко упомянув о будущих семинарах, он кладет рядом с печеньем стопку брошюр.
– Берите! И, пожалуйста, связывайтесь со мной напрямую, если понадобится.
Ибанезу думается, что весь этот цирк, наверное, чем-то похож на так хорошо знакомых американцам телеевангелистов. Он берет брошюры и наливает себе кофе. К нему подходит Рейнальд.
– Ну что, Бруно, как прошло крещение?
– Очень интересно и очень… насыщенно. Будет над чем поразмыслить в ближайшие дни.
– Вот и отлично! Приходите на следующее собрание. Если вам понравится наша методика, можно будет и поработать индивидуально. Что скажете?
– С удовольствием. Увидимся через две недели.
Он направляется к выходу.
– И спасибо за прием…
Райнальд машет рукой ему вслед. Ибанез не уверен, что блондинчик купился на его треп.
На улице ему вдруг вспомнился рассказ хозяина книжного магазина. О том, как он встретил своего бывшего сожителя в ресторане «с престарелой хиппи и высоким блондином в прикиде по последнему писку моды». Он в точности помнит его слова: «Они говорили о воскресении Христа, так что я не стал задерживаться». Ибанез делает вывод, что Райнальд, очевидно, обеспечивает и гарантийный сервис своих скользких идей. Надо будет еще раз заглянуть в книжный магазин завтра.
СУББОТА – 23.40
Уже больше часа я не могу двинуться. Три новых девушки вошли в заднюю дверь, их медленно ведут через гостиную. Комната огромная. С одной стороны большие окна, выходящие в сад, с другой – двустворчатая дверь в буфет. Остальные две стены заняты каминами, над которыми блестят зеркала высотой в несколько метров. Среди мебели в стиле Людовика XVI бросили кучу матрасов, одеял и какие-то надувные пляжные игрушки. Меня грубо тащат влево. Ошейник больно врезается в шею.
Они приходили один за другим, поодиночке или парами, в дверях их встречал хозяин дома. Я была уже здесь, спиной к стене, держала в каждой руке по пепельнице. Живая статуя. Своими пустыми глазами они, каждый в свою очередь, ощупывали меня, освежевывали, препарировали, превращая одним взглядом в кусок тухлого мяса. Некоторые меня узнали, большинству плевать. Они медленно проходят мимо, складывают пальто и остальную одежду в гардеробной и нагишом шествуют в гостиную. Я в пятый раз вытряхиваю пепельницы. Некоторые, промахнувшись, едва не тушат сигары и сигареты о мои руки, потом с улыбкой извиняются. Следы пепла доходят уже до локтей, на правом запястье пузырьки. Я стою как каменная, кусая изнутри щеки. Во рту кровь, густая, вязкая.
