– Извини, но ты должен мне сказать, что ты здесь делаешь. Что вызнал, что видел. Мне надо знать. Сейчас же.
– Хорошо, пойдем, поговорим по дороге.
Не дожидаясь ответа, он направляется к выходу из парка, ему хочется уйти отсюда как можно скорее.
Она идет рядом и молчит. Оба знают: то, что будет сказано в ближайшие минуты, неизбежно изменит все. Он решается.
– Я не знаю, что тебе сказать и как сказать, чтобы не ляпнуть глупость и не обидеть тебя, но, знаешь, я тебя не осуждаю.
Лицо Берди каменеет, она останавливается.
– Ты давно здесь?
– С самого начала.
Она закусывает губу.
– Ты думаешь, я простигосподи, да?
– Ничего я не думаю.
– Ну, конечно!
– Ей-богу. Но только я не знаю почему… Ну почему ты…
– Почему я – что? Почему беру в рот у стариков? Почему стала губкой для спермы? Это тебя интересует?
– Да… нет… не знаю.
– Если я это делаю, то не ради денег, у меня свои причины.
– Могу себе представить.
– Ничего ты не можешь себе представить, поверь, ты просто дурачок, прилип ко мне, чего тебе надо?
– …
– И вообще, почему ты здесь в воскресенье с утра? И почему я повсюду натыкаюсь на тебя в моей гребаной жизни? А? Только не говори, что случайно, а то у меня крыша съедет.
Они идут дальше. Поколебавшись, Паоло решил сказать минимум. С такой семейкой, как у нее, она имеет право знать. Он рассказывает ей про свою работу в агентстве, про ее мать, которая беспокоится из-за денег и заказывает слежку, про первую поездку в Шату.
– Вот дура, значит, ее деньги волнуют? Никогда она ничегошеньки не поймет, уткнувшись носом в свою кубышку. И давно ты за мной следишь?
– Начал за несколько дней до того, как ты меня засекла.
– В общем, я была права. Ты грязный легаш.
– Не совсем, всего лишь частный сыскарь.
– Какая разница, зарабатываешь на жизнь, копаясь в чьем-то дерьме. Ты кайф ловишь от чужих проблем? А? Это же надо – девушка из хорошей семьи отсасывает у стариков по воскресеньям, киски старухам вылизывает, чуть челюсть не свернула от усердия! Представляю, как ты потешался.
– Мне очень жаль.
– Прекрати это повторять, ты меня бесишь.
Она вздрагивает, резко останавливается, ее трясет, и слезы текут по щекам. Она садится на капот машины и дрожит, обхватив себя руками.
– Не надо мне ничего говорить, не надо ничего объяснять, если не хочешь. Тебе нечего оправдываться, но от того, что я видел, у меня волосы встали дыбом, и я просто не могу понять.
– Да что ты вообще можешь знать? Ты – на байке, с гитарой со смазливой мордахой?
