остановилась невдалеке от меня, и, когда я поровнялся, сидевший в ней полковник сделал мне рукою знак подойти.
- Ты продаешь свою скрипку? - спросил он меня, между тем как дама его невнимательно отвернулась.
- О да, - отвечал я и назначил, судя по богатству одежды француза, три золотых.
- Получи, - сказал полковник, вынимая кошелек.
Но в это время дама его быстро повернулась к нам лицом, промолвив:
- Постой, ты раньше нам сыграешь что-нибудь...
Мог ли я ожидать, что это Наталина? А между тем это была она. Роскошное платье ее было отделано жемчугом. Ценные перстни и браслеты унизывали ее руки, крупные серьги сверкали в ушах. Она излучала вокруг себя сияние, прекрасная, как никогда. Я чуть не выронил скрипки, пораженный этим видением.
- Ты слышал, что синьорина приказывает, - сказал нетерпеливо полковник, хлопнув хлыстом по своему сапогу.
- Синьорина, - пробормотал я, - сможет ли вам понравиться моя жалкая игра?
Дрожащими пальцами я наиграл неаполитанскую песенку, первое, что пришло мне на ум, все время не спуская с нее глаз.
Она нетерпеливо повела плечом.
- Довольно! - крикнул полковник, прерывая меня и, бросив мне пять луидоров, взял из моих рук скрипку.
Я поклонился и хотел отойти.
- Постой, - снова остановила меня Наталина легким движением руки, которую полковник поцеловал на лету. - Скажи мне, как живет твой хозяин? Здоров ли он?
- Он, пожалуй, здоров телом, синьорина, - отвечал я, - но рассудок его, мне кажется, слабеет.
- В чем ты это видишь?
- Синьорина, все, что было в нем сумасбродного и порочного, овладевает им безраздельно. Кара господа
тяготеет над ним. Он не достоин милосердия и вашего внимания.
Вместо ответа она вырвала хлыст из рук полковника, и резкий удар обжег мне лицо.
- Скотина! - крикнула она и добавила еще одно площадное слово, не подобающее даже мужчине.
Лошади рванули, и коляска вихрем унеслась. Я только молча смотрел вслед потаскухе, сжимая кулаки.
Когда я вернулся домой, след удара еще горел на моем лице.
- Знаешь ли, кого я видел? - сказал я Луиджи. - Наталину. Она была...
- Я не прошу тебя рассказывать, - перебил меня Луиджи.
- Она стала куртизанкой! - крикнул я ему в самое ухо...
Луиджи схватил меня, как клещами, за руку, но я не склонен был молчать.
- Продажная тварь, она вся в золоте, награбленном санкюлотами... продолжал я.
Тогда Луиджи сильно рванул меня за руку, повалил на землю и, прижав мне коленом грудь, так сдавил рукою горло, что я едва не задохся. Пальцы мои, которыми я старался оторвать от себя его руку, ослабли, и я считал себя уже погибшим, так как сила Луиджи удесятерялась безумием. Он склонил надо мной свое перекошенное лицо и прошипел:
