И вот с того момента я уже не мог не думать об этом. Скольким двадцативосьмилетним выпадает шанс хотя бы задуматься о таком повышении? Я знал, что пост сенатора позволит повлиять на такие важные для меня проблемы, как война и мир, окружающая среда, преступность, гражданские права, права женщин. Я также был уверен, что пост сенатора даст шанс сделать Делавэр и всю страну лучше. Я действительно смог бы помогать людям так, как хотел. Поэтому я начал обсуждать с людьми выдвижение своей кандидатуры. Однажды вечером, после заседания комиссии я поехал домой с моим другом Бобом Каннингемом, реформатором в нашей партии. Он был старше меня лет на десять и знал все ходы и выходы в политической жизни Делавэра. Я хотел знать, что думает Боб, так как уважал его мнение. Мы сидели в его машине перед Hotel du Pont. «Слушай, Боб, мне тут советуют баллотироваться в Сенат Соединенных Штатов, — сказал я ему. — Как ты считаешь, стоит ли отнестись к этому серьезно?» Он посмотрел мне в глаза и произнес: «Думаю, стоит. И очень серьезно».
Нейлия тоже считала, что мы способны на это. Обсуждения начались с самого возвращения из Hub Motel, но разговоры быстро утомляли ее. В глубине души ей хотелось, чтобы я остался юристом и открыл практику. Она мечтала, чтобы я стал судьей Верховного суда. Вместе с тем она понимала, что я совсем не хотел этого. И знала, что нам пора было уже выбрать что-то одно. Прошло время, когда можно было держать несколько вариантов про запас. «Джоуи, тебе следует как-то определиться. Ты тратишь по сорок с лишним часов в неделю на создание юридической фирмы. Ты тратишь по сорок с лишним часов в неделю на Совет округа. Делая и то и другое одновременно, ты убьешь себя. Если политика — это то, чего ты хочешь, давай делать это, — но только это».
В предвыборной гонке в Сенат моим большим преимуществом было то же, что и в целом по жизни: семья Байденов, особенно сестра и братья.
Вэл руководила каждой кампанией, в которой я участвовал, — в школе, колледже, вплоть до Совета округа. И с новой кампанией она также справилась бы. Можно было даже не спрашивать. Фрэнки еще учился в школе, поэтому он мог привлечь волонтеров-подростков. Джимми, в тот год заканчивавший Делавэрский университет, взял на себя самую тяжелую работу: он должен был заниматься сбором денежных средств.
Летом 1971 года на семейном совете мама была единственной, кто сомневался. «Джоуи, — сказала она, — судья Квиллен говорит, что ты очень способный молодой адвокат. Ты ведь не будешь избираться в Сенат и портить себе репутацию, не так ли?» Но как мне это представлялось и как я ей это объяснил, никакого риска в моих выборах в Сенат не было. Только немногие люди вне нашей семьи считали, что у меня есть реальный шанс выиграть, поэтому я полагал, что даже если я проиграю, люди будут говорить: «Вот славный парень. Это серьезный парень». В кампании я не видел ничего, что могло бы мне навредить. Я был уверен, что стану сильным кандидатом. И вообще-то я верил в свою победу.
