Мать, довольная красноречием полковника, поспешила внести свою, житейскую лепту:
— Вадик, помнишь Алика Туманского? Он тоже в Москве. А Жора Сайкин академию заканчивает, при академии и останется…
— Помню, — нахмурившись, ответил Вадим. И подумал: «Алик, Жора, Бобка — имена-то какие! Как, должно быть, отвратительно звучит и мое уменьшительное имя — «Вадик!» — шалун этакий!»
Полковник уловил, что Екатерина Ивановна чем-то повредила его проповеди. Решил поправить дело:
— Матушку свою, между прочим, слушайся. Ты ведь, Катюша, капитан медслужбы? Так что и сам устав велел!.. Мы ведь с твоей мамашей, дорогой мой Вадим, вместе службу начинали. В Тюмени. Помнишь, Катя?
— Вот видите, в Тюмени, в заурядном тылу, — обрадовался Вадим. У матери опустились руки.
Старый полковник впервые замялся:
— Так это ж мы вам, детям, своим… дорогу… — ответил он с заминкой.
— Это я ему уже говорила! — с отчаянием вмешалась мать. — Разве его этим проймешь? Человек совершенно не хочет понять, что ради его счастья родители переносили лишения. Отец погиб. Этого ему мало…
— Мама! — возмутился Вадим.
— Слушай! — приказала мать, потеряв терпение. Она потребовала, чтобы он вспомнил — да, да, вспомнил — о том, что и она, его мать, прошла с дивизионным медсанбатом от Днепра до Одера…
А ему не требовалось вспоминать. Поэтому он сказал:
— В Москве я не буду служить. Не хочу. Не интересно. Если меня оставят здесь — подам жалобу министру.
Все кончилось проще, чем ожидал Вадим. Мать вздохнула, как вздыхают все матери, прощая бестолковых сыновей.
А когда уходил из дома, слышал рассудительный голос полковника:
— …Надо бы пораньше… Приказу он подчинился бы…
3
Судьба счастливчика, отвергнувшего выбор, стала обыкновенной, общей судьбой. Климов сразу почувствовал, какой короткий у него отпуск.
Ему еще пришлось услышать последний упрек, неожиданно оказавшийся самым чувствительным — упрек Маши:
— Ты, наверное, не любишь Москву, если решил уехать…
— Я? Не люблю? — Он вспыхнул. — Я здесь родился, понимаешь?
Маша задумчиво улыбнулась. Двумя днями раньше он сам говорил, что право называться москвичом принадлежит в первую очередь тем, кто отдал за Москву жизнь, а не тем, кто в ней родился и прописан. Теперь же он отстаивал и свое право всегда быть москвичом.
Москва — это Родина. «Ты удивишься, но я все-таки скажу. Для меня образ Родины — это Москва-река, кремлевские башни и звезды… Громко сказано? Ты завидуешь? А мы до войны жили на Софийской набережной, напротив Кремля…
