"Вообще-то я тоже чувствовал. Я кормил людей, а это хорошее дело", — раздался где-то на задворках разума тихий голос.
Молчи уже, мертвец.
Наконец я открыла глаза, услышав как по улице мимо меня проезжает, стуча колесами по мерзлой земле, телега. А затем я услышала плач, полный боли — за телегой плелась женщина, одетая очень легко для такой погоды.
— Что с ней? — я обратилась к возничему.
— А ты как думаешь? — мрачно ответил мне старик.
В этот момент турн, тащивший за собой телегу, остановился, саму телегу тряхнуло а женщина споткнулась, едва успев схватиться руками за бортик.
Я оперлась на костыли и сделала шаг вперед, пока возничий прикрикивал на турна. Приподнявшись на одной ноге я заглянула в телегу и все поняла.
— Форр фан да... — тихо вымолвила я.
Телега была полна маленьких, совсем еще незрелых тел. Мертвые дети лежали друг на друге, а их посиневшая кожа, казалось, поблескивала под яркими звездами.
Я не успела. Не успела помочь всем. И нашлись те, кто скрыл от дружинников своих детей.
— Блять... — прошептала я, отходя от телеги, когда она наконец тронулась.
Я прислонилась к стене госпиталя, закрывая глаза и чувствуя, как изнутри рвется отчаянный крик. Горячие слезы, замерзая на моих ресницах, побежали по щекам, а все тело начинало трясти от едва сдерживаемых эмоций.
Я медленно опустилась на землю, бросая костыли рядом с собой. Обхватив руками голову я наконец не выдержала, раскрывая рот в беззвучном крике и чувствуя, как вздымается грудь от каждого всхлипа.
Твою мать... Твою-то мать! Почему дети? За что? Это и правда из-за меня?!
Я же... Я же просто девочка... Это же несправедливо, в конце концов! Это нечестно!
Задыхаясь от рыданий и собственного бессилия, я почувствовала прикосновение к своей щеке. Что-то мягкое и теплое гладило меня, вытирало слезы с раскрасневшихся на морозе щек. Длинные, густые перья на огромных крыльях обнимали мою голову, а в ушах у меня начала звучать тихая, спокойная мелодия. Нежный голос юноши напевал мне колыбельную, а я не могла заставить себя открыть глаза, лишь прижимаясь лицом к теплой груди ворона.
Опусти свои веки, прекрасная дева,
Слезы милый мне лик твой омыли,
И горы, и лес до последнего древа,
Лишь тобой беззаветно очарованы были.
Спи спокойно, чудесный цветочек долинный,
Я печаль твою в пламени нежно укрою.
Каждый твой страх заберу я глубинный,
И сомкну на тебе я покров тишиною.
Не печалься, ведь горы солнца не скроют,
А звезды - дадут сновиденья.
