и им выкатили слишком высокий счет, Бекки попыталась разжалобить официантку, выдумав историю о том, что муж-голодранец, должно быть, тайком выпотрошил ее бумажник. Эмма сидела рядом, с изумлением глядя на нее, но, когда попыталась открыть рот, чтобы поправить Бекки, мать резко пнула ее ногой под столом.
Женщина на другом конце провода кашлянула.
– Милая моя, ну вы же понимаете, что я не имею права разглашать подобные сведения.
– Мне очень жаль, что приходится просить вас об этом… – Эмма громко всхлипнула, – но я просто в отчаянии. Мы с братом были очень близки! Я потрясена его бегством и боюсь, что он в опасности…
Женщина замешкалась, и Эмма поняла, что задела ее за живое. В трубке раздался вздох.
– Как зовут вашего брата?
Есть. Эмма сдержала улыбку.
– Тайер. Тайер Вега.
Она расслышала щелчки клавиатуры на другом конце провода.
– Мэм, я вижу Тайера Вегу в списке пассажиров рейса Сиэтл – Тусон, который отправился в девять часов утра тридцатого августа, но в системе это единственная запись с его именем.
Эмма разочарованно переложила трубку к другому уху.
– Вы уверены? Может, он выехал из другого города? Как насчет Финикса? Флагстаффа?[20]
– Все может быть, – ответила женщина. – Я вижу его имя только на этом маршруте, потому что он покупал билет онлайн. Но он мог заплатить наличными на любой автостанции, и тут уж мы не можем отследить его передвижения.
Эмма ухватилась за эту информацию.
– А можно посмотреть, где он купил тот онлайн-билет? Может быть, есть IP-адрес?
Наступила долгая пауза.
– Нет, такой возможности у меня нет. Кроме того, я и так уже сказала вам больше, чем следовало…
Чувствуя, что больше ничего не добьется, Эмма поблагодарила женщину за потраченное время и нажала отбой. Черт. Она предполагала, что не стоит возлагать больших надежд на звонок в Greyhound – ей повезло, что они дали хоть какую-то информацию.
Она закрыла ноутбук и погладила его гладкую блестящую поверхность. Ей вдруг стало тесно в четырех стенах. Она отнесла ноутбук обратно на письменный стол, надела балетки Саттон и спустилась на первый этаж.
За окном сгустились сумерки, и в доме, прохладном и темном, стояла странная тишина. Эмма не знала, куда все разбежались – не спать же они легли в такую рань? Ее шаги гулко стучали по кафельному полу, когда она прошла через пустынный холл и оказалась на кухне. Острые запахи жареной картошки и мяса на гриле наполняли воздух. Духовка еще работала, и в нижнем отсеке Эмма разглядела оставленную для нее тарелку с едой. Надо же, как трогательно. Ни одна приемная мать никогда не проявляла такой заботы о ней. Эмма привыкла перебиваться чем попало.
