Какие-то, пусть не столь уж важные, открытия-догадки в «Преступнике номер 1» были.
Западные историки считали, что Гитлер очень мешал немецким генералам вести войну. Однако муж доказал, что в большинстве случаев фюрер в споре с ними оказывался прав. Профессиональные военные не понимали сущность пресловутого блицкрига. Гитлер, не имевший никакого военного образования и не получивший в Первой мировой войне офицерских нашивок, лучше разбирался в той войне, которую он вел…
По-моему, и я кое-что поняла, чего не понимали на Западе: в частности, значение так называемой партийной дисциплины — и еще финальные сцены в бункере под «Имперской канцелярией». И связано это было с фигурой Геббельса. Геббельс — единственный из ближнего круга Гитлера не пытался бежать на Запад. Хотя, казалось бы, у него были наибольшие шансы выжить, ведь он числился всего-навсего министром пропаганды и просвещения. В годы войны в ТАСС я прочла книгу американца Курта Риса, известного разведчика, который, размышляя о послевоенной судьбе Третьего рейха, написал, что уж Геббельс-то наверняка поселится в Штатах и будет издавать там свои мемуары. Но Геббельс надеялся не на милость Запада, а на милость Сталина. Он был самый левый штрассеровец, без пяти минут коммунист. И он желал связаться лично со Сталиным и выдать ему труп Гитлера. Естественно, Сталин на это не пошел. Геббельс перехитрил самого себя — но именно он срежиссировал нелепый спектакль в бункере.
Многое мы осознали и в структуре гитлеровского государства — вернее, догадались… по аналогии.
По достоинству оценили аппаратчика Бормана, которого западные исследователи считали и считают второстепенным персонажем. Мы же в Бормане видели гитлеровского преемника, стопроцентного чинушу.
«Преступник номер 1» был нашим любимым детищем. Но жизнь этой книги сложилась убийственно трудно.
Впрочем, биография любимого детища начиналась точно так же, как биография всех книг в послесталинском Советском Союзе, исключая, быть может, книги политических или литературных сановников, то есть номенклатуры.
Перепечатанная на машинке в трех экземплярах и тщательно вычитанная рукопись была уложена в три весьма непрезентабельные канцелярские папки и завязана тесемками, дабы драгоценные листы не рассыпались еще до того, как их оприходуют в соответствующем издательстве, с коим был заключен договор.
Мы с мужем подписали договор с «Политиздатом», уже выпустившим «Двуликого адмирала» (Канариса), — заметим, с «Политиздатом» при ЦК КПСС. Вот кому мы собирались всучить свое крамольное дитя…
