– Да пребудет в тебе сила Отцова, отныне и во веки веков.
– Благословенны будьте во веки веков, – вторили в унисон прихожане.
Тогда он поднес нож ко лбу Лии и провел лезвием по коже, вырезая первую линию священной печати. Она не кричала и не сопротивлялась, даже когда кровь стекала у нее по вискам и собиралась в ушных впадинах.
Паства наблюдала за происходящим молча. Иммануэль вцепилась в скамью так, что побелели костяшки пальцев, заставляя себя не двигаться с места все время, пока тянулся ритуал нанесения печати.
Казалось, прошли часы, когда пророк наконец положил руку Лии на голову и ласково погладил по волосам, задержавшись там пальцами и ероша ее локоны.
Почувствовав его прикосновение, Лия медленно села. Струйка крови потекла по ее носу и окропила губы. С дрожащей улыбкой и полными слез глазами она повернулась лицом к собравшимся и слизнула кровь.
Лилит в короне из костей,
Праматерь всех лесных зверей.
Далила с нежною улыбкой
Плывет в озерной ряби зыбкой.
Сияют звезды и луна,
К ним песнь двоих обращена.
То Мерси с Иаиль воспели
Свою любовь и грех смертельный.
Но те, кто в темный лес войдут,
Когда над ним сгустится тьма,
Пути обратно не найдут
И жизнь их будет прервана.
Вефильская колыбельная
После церемонии закатили пир, один из самых обильных со времени осеннего сбора урожая. Гостей Лии и пророка разместили за девятью столами, такими длинными, что каждый тянулся из одного конца церковного двора до другого. Все они были заставлены разнообразными блюдами и яствами: тушеной говядиной и картофелем, жареной кукурузой, хлебом и сыром. Пили яблочный сидр и ячменное вино, которое мужчины хлестали из огромных деревянных кружек, проливая пену на свои бороды. На десерт угощались моченой сливой со сливками и сахаром.
В небе, усыпанном звездами, висела наливная круглая луна. Гости гуляли на широкую, пировали, общались и смеялись, опьяненные силой обряда. Семьи собирались вместе, и жены пророка ходили между столами, ухаживая за гостями и находя время перемолвиться словом с каждым.
Во главе пиршества, за маленьким столиком, накрытым на двоих, восседали Лия и ее супруг, пророк. Девушка улыбалась, невзирая на боль в свежей ране, которую успели промыть и перевязать. Когда она увидела Иммануэль, сидящую с Мурами в задней части церковного двора, улыбка Лии стала еще шире. Ее глаза сверкали в свете костров, щеки румянились от жары и, возможно, от выпитого сверх меры ячменного вина. Пророк сидел рядом, опираясь локтями на стол и сцепив пальцы в замок. Когда он проследил направление взгляда своей молодой жены, у Иммануэль возникло стойкое ощущение, что пророк изучает ее.
