— Сегодня в Смольный сама. Ну, пока!
Прыгнул в свой Рендж Ровер и сразу помчался вдоль Мойки.
Пшёнкина осталась точно раздетая им. Мгновенно. Раздетая до трусов!
Однако парень обнаглел. Смотрела вслед, невольно прикрывая грудь.
— Вот. Мои исправления. И к Артуру, и к Максу.
Савостин скромно, но с достоинством положил листочки из блокнота на стол двум редакторам.
— Я указал главы, где их вносить.
Плоткин и Зиновьева переглянулись. И сразу принялись читать исписанный листок. Исписанный, надо признать, чётким, каллиграфическим почерком. Почерком, каким сейчас уже, пожалуй, и не пишут. Отличник писал. Будущий школьный медалист.
Прочли. Первой полезла из-за стола Зиновьева. Словно с внезапным позывом в туалет. Однако Плоткин не растерялся — автора сразу похвалил:
— Отлично, Виталий Иванович, отлично. Обязательно внесём. Только требуется небольшая правка.
— Где? — нахмурился автор.
— Вот здесь, посмотрите. У вас — «Голос Макса был необычен басовитый словно замогильный». Написано хорошо, но без знаков препинания, без запятых. Понимаете?
— Так поставьте их. — Мол, какого хрена вы здесь сидите. Штаны и юбки протираете.
Хмурый автор уже шёл к двери. Петух его на голове преобразился в медный шлем. В пожарную непрошибаемую каску.
Вышел Савостин.
Плоткин тут же вскочил и с пафосом продекламировал: «О, сколько нам придурков чудных / Готовит просвещенья дух!» Редакторы с готовностью захохотали. И верстальщик Колобов. И художник Гербов. Который даже забыл про Яшумова возле своего стола. Забыл, что только что отдал ему рисунок на экспертизу. На оценку.
Яшумов стоял с рисунком, но смотрел на Плоткина. На хохмача. Плоткин несколько смутился. Покрутил неопределенно пальцами в воздухе. И уселся снова к монитору.
— Григорий Аркадьевич, зайдите ко мне.
У себя, сев за стол, устало спросил:
— И сколько можно, Григорий Аркадьевич?
(Смеяться, издеваться, унижать графомана.)
Григорий Плоткин сразу заходил возле стола:
— Да если не смеяться над его галиматьёй — с ума можно сойти. Глеб Владимирович. С ума! Понимаете! Это же защита для всех нас! Наша техника безопасности! Как вы не понимаете! — выкрикивал ведун.
Да, наверное, Плоткин в чём-то прав. С ума сойти от Савостина — можно. Однако…
— Однако одно дело, Григорий Аркадьевич, когда вся эта потеха устраивается вами приватно, только для Лидии Петровны, и совсем другое — когда вы вовлекаете в неё всю редакцию… Вы знаете, что я думаю о Савостине, о его писанине, но издеваться над больным человеком (а он просто болен, понимаете?), в конце концов, бесчеловечно. Странно, что вы этого не понимаете. Не осознаёте.
