Яшумов поднялся с рюмкой:
— Дорогой Григорий Аркадьевич. 35 лет, перефразируя известный оборот, возраст не юноши, но мужа. Вы пришли в издательство четыре года назад. И многое успели сделать за это время. Вы стали прекрасным редактором и организатором. (Хотел добавить «всего процесса производства книг», но удержался от канцеляризма.)
Яшумов с рюмкой всё говорил и говорил. Чувствовал, что затянул поздравление, что говорит избитыми фразами. И ничего с собой поделать не мог. Это был какой-то приступ словесной графомании. Каменская дёрнула за штанину: кончай базар! пельмени стынут!
Наконец выполз на финишную прямую:
— …Поэтому мы все, от всей души, поздравляем вас! Желаем вам крепкого здоровья, долгих лет жизни (что там ещё, какие штампы в запасе?)… — И сказал вдруг неожиданно: — И бросить курить! Наша вам в этом поддержка.
Все рассмеялись, захлопали, полезли чокаться с именинником. А сам зоил тоже чокнулся, тяпнул и плюхнулся на стул.
Стали закусывать, налегать на салаты. А потом на пельмени со сметаной. Раскачивались в восхищении, хвалили гордую хозяйку.
Яшумов вновь поднялся с рюмкой:
— Дорогая Ида Львовна. Позвольте поздравить вас с рождением сына в… 1984-м году. (Сумел сосчитать.) Замечательного сына вы воспитали, Ида Львовна. Просто замечательного. Спасибо вам, спасибо. — Хотел ещё что-то добавить, но горло перехватило. Отворачивался, боролся с лицом, проливая водку.
Ида Львовна сама подошла, обняла и похлопала. Она, видимо, любила обнимать и хлопать. И мужчин, и женщин. Зиновьева зааплодировала вместе с Яриком, плотненьким своим пудовичком. Который хорошо ел, но когда нужно, тоже хлопал в ладошки, поддерживал маму. Именинник с улыбкой сидел и только удивлялся. Как будто всё это не к нему относилось. Все эти славословия не давали ему говорить. Накатывали какими-то обязательными волнами, приливами. Вот все вроде бы сидят, слушают его, все нормальные, закусывают, едят пельмени, и вдруг как снизу кого толкнут. И вот уже поднимается с рюмкой или бокалом (Зиновьева), и пошёл (пошла) плести хвалебный псалом. Да хватит вам, черти, хватит! Дайте наконец сказать! Впрочем, сам начал давать сбои. Обрывал фразы, замолкал на середине их. Курить хотелось нестерпимо. Голодным цуциком поглядывал на мать. Только что не трясся, как говорят, на ледяном ветру. «Ладно уж, иди», глазами показала та на балконную дверь. Сын тут же сорвался и убежал.
Яшумов сидел рядом с женой, но любовался Лидой Зиновьевой. По-отечески. С насаженным на вилку забытым пельменем. Красавица. Да ещё приоделась. Модная красивая кофточка обнажила белое, умеренной полноты плечо. (Небывалая смелость для сдержанной Лидии Петровны.) Грива волос, пожалуй, слишком велика. Но как-то женщиной красиво уложена. Легкий макияж на чистом лице. Глаза и ресницы чёрные, бархатные. Повезёт Грише, если добьётся её, женится. Интересно, спят они уже или нет? Чувствовал тычки под бок. Тогда отправлял пельмень в рот. Но медленно. Вроде кота Бориса. С его секретом энергии.
