Теперь ведь не было укрытия тьмы ни для осажденных, ни для нападавших. Светило яркое, холодное солнце осени. И будь на последних пресловутые железные панцири, оно бы, отражаясь, еще и слепило глаза. А так хорошо было целиться.
Эрке начал стрелять первым, не дожидаясь приказа. Служи он под началом Гордиана, шкуру бы давно спустили с такого за несоблюдение дисциплины. А с охранника что взять? Он привык стрелять или драться, когда сочтет нужным. У него был более мощный лук, чем у Торка и Саки, стрелы из такого способны были пробить и кольчугу, не то что кожаные доспехи.
И стрелял он во всадников, не в коней. Не потому, что жалел благородных животных. Просто спешенный степняк может перебраться через частокол, мертвый — никогда.
Прочие стрелки гостиницы присоединились к нему. Хотя луки у них были не такие дальнобойные, сами они находились в лучшем положении, чем Эрке — их прикрывала вершина частокола. Не крепостная стена, но хоть что-то. Для одноглазого единственным прикрытием служила труба гостиницы, не будь ее, Эрке бы достали очень быстро — и то, учитывая, что нападающие рассыпались, вертеться ему приходилось, как ужу на сковородке. Как он при этом еще стрелять умудрялся, да еще и прицельно стрелять, с одним-то глазом — уму непостижимо. Наверное, большой опыт сказывался.
Но произошло все так, как предвидел Гордиан. Скольких бы ни успели снять лучники — иначе как чудом нельзя назвать, что они сами остались живы, — остальные степняки сумели подобраться вплотную к стене. Ворота у гостиницы были прочные, разбивать их можно было с тем же успехом, как ломать частокол, а тарана в хозяйстве у этого отряда не водилось. Так они и не стали ломать. Главное, кому-то было проникнуть внутрь, чтоб открыть ворота остальным. Весь расчет был на то, чтоб сделать это быстро. Бытовавшее в империи представление о том, что степные варвары берут исключительно числом, заваливая противника своими трупами, не вполне было верно. Степняки действительно стремились вступать в бой, лишь имея численное превосходство. Но в бою жизни своих соплеменников они ценили. И только их.
Гордиан об этом знал. И понимал — если он и его сотоварищи не сдадутся, и не полягут сразу, у них есть надежда. Противник может отступить. Другое дело, что кочевники могут разделиться и бросать людей на штурм поочередно, не давая осажденным передышки — и захватить их, когда совсем обессилеют. Но так далеко вперед Гордиан не заглядывал.
