Вообще-то сомнения в том, что кочевники станут обстреливать палисад огнем, высказал собственный телохранитель Клиаха, а вовсе не пограничник. Но Эрке все еще был на стене, а Гордиан не понял, о чем речь, и не счел нужным отвечать. Зато подошедший Варинхарий вспомнил вчерашний разговор.
— Видать, сообразили, что припасы большей частью по подвалам хранятся. Пока поверху бы горело, они бы нас отсюда вышибли, а потом взяли бы то, что в погребе уцелело. Не свезло им, ветер сейчас в сторону их лагеря, а то разгорелось бы быстро…
Гордиан поднял голову:
— Ветер, говоришь? А что если он таков, нам пустить огонь навстречу? Мы так делали, когда припирало. Подожжем траву, она сухая. Пока огонь несет на кривоногих, успеем уйти.
Собравшиеся глянули на пограничника с надеждой, хотя каждому было ясно, что уйдут не все.
Варинхарий медлил с ответом. Он часто прибегал к уловкам, но привык иметь дело с человеческими слабостями, а не с силами стихий.
— Не займется, — отозвался Эрке, спустившийся во двор. — Мало травы, вытоптали вчера. А вот разозлим мы их пуще прежнего. Степь палить — это еще хуже, чем мертвецов сжигать.
— А что плохого в том, чтобы сжигать мертвецов? — спросил Варинхарий. Привычка собирать сведения пересилила усталость и страх.
Сожжение — традиционное погребение в империи. В Михале оно не то чтобы распространено, но чем-то дурным не считалось.
— У степняков нельзя, — пояснил одноглазый. — Если хоронить в земле, человек заново родится в своем племени. Ну, душа его туда перейдет. А если сжечь, то душу ветром унесет и она блуждать будет. А в племени кто-то может родиться без души. Гохарай называется.
— А траву не жечь почему? При чем здесь это?
— Да ни при чем. Это другое. У них же стада, табуны, у степняков. Если травы нет — бескормица. Траву только оседлые могут жечь, под пахоту. Значит, пастбища отнять хотят. Это как войну объявить, насмерть…
— Вот и славно, — хрипло сказал Гордиан. — Война уже идет. Если мы их припугнем, так даже лучше. Выволокем мертвяков за ворота, ветоши, дров туда же накидаем — пусть горят… Тем временем вырубим проход в палисаде с другой стороны и сваливаем.
На сей раз Эрке промолчал. Зато Варинхарий произнес:
— Выволочь, значит? А кто вытаскивать будет? Пристрелят же наверняка.
— Так со стены сбросим, нечего ворота отпирать. И факелами закидаем.
Такое предложение показалось Варинхарию уместным.
Ланасса, стоявшая рядом, промолчала. То, что при любом повороте событий она потеряет все, накопленное за целую жизнь, было очевидно. Но вот сохранить саму жизнь… возможно ли это? Да и стоит ли?
