Голос был не громче шёпота и легко мог затеряться в суматохе. Но в нём было что-то настолько доброе и искреннее, что все тут же замолчали и прислушались.
– Я знаю, выглядит всё очень плохо, и я понимаю, почему все так расстроены, – сказал Талли. – Но на самом деле никто не видел, что произошло. Так что, хотя у нас и могут быть подозрения – и небеспочвенные, – мы на самом деле не знаем точно, гаденбудены ли это сделали. Пожалуйста, поймите, я не говорю, что это не они, но считаю, что нужно быть осторожнее. Я вот к чему: мы действительно хотим отомстить кому-то, кто, может быть, на самом деле вообще ни в чём не виноват?
Как вы можете себе представить, после этой речи ребята немало ворчали, пожимали плечами и мерили шагами двор. В конце концов, для разгневанной толпы нет ничего хуже, чем голос разума, который звучит в тот момент, когда все уже довели себя до хорошего такого исступления. На самом деле никто толком не знал, что и думать. А потом, когда солнце поднялось выше, отряд накрыла длинная тень Нетама.
– Это очень мудрая юная черепаха, – сказал он собравшимся. – Нам всем стоит последовать его примеру. Ибо не важно, были это на самом деле гаденбудены или нет: если продолжить эту нелепую вражду, ничего хорошего не выйдет. Она принесёт только новые разрушения и несчастья. Так что, как ваш директор, я прошу вас – остановитесь на этом. Войны с лагерем Гаденбуден не будет. Ясно?
– Да, директор, – ответили ребята.
Нетам повернулся к главным зачинщикам.
– И мы об этом просто забудем, верно?
– Абсолютно, – сказал Чашек.
– Совершенно, – сказала Чаша.
– Я вообще уже забыл, – согласился Кружек.
Директор окинул их долгим пытливым взглядом и, почесав подбородок и наморщив лоб, решил, что доволен ответами. Конечно, если бы он заглянул им за спины и увидел три пары скрещённых пальцев, то, возможно, изменил бы своё мнение, но сейчас об этом думать уже поздновато.
– Очень хорошо, – сказал он. – А теперь давайте забудем о столь прискорбном событии и проведём замечательное лето, как заведено в Вопплер-Крике!
Ребята дружно закивали и ретировались в свои домики. Чашек тоже пошёл к себе, но по пути наткнулся на препятствие.
– Мне очень не нравится говорить «я же говорил» – но я же говорил, – глумливо сказало препятствие.
– Оставь меня в покое, Квинт, – сказал Чашек.
Но Квинт не собирался оставлять его в покое. Он шёл за Чашеком до самой двери, раз за разом напоминая, что он оказался прав насчёт гаденбуденов.
