Ветер утих, но только на какой-то момент, словно для того, чтобы вернуться с новой силой и яростью, и тут до моих ушей донесся звук, заставивший меня броситься, карабкаясь и цепляясь пальцами за неровную поверхность мокрого камня, на длинную скалистую косу, протянувшуюся между огромными, седыми, покрытыми пеной волнами далеко в море. Это был дикий крик ужаса, истошный вопль и стенания гибнущих душ, заглушивший вой и рев шторма и грохот и плеск валов, разбивающихся о заросшие водорослями прибрежные утесы.
Я карабкался все дальше, промокнув до нитки и затаив дыхание, но едва успел продвинуться вперед ярдов на пятьдесят, как услыхал громкий удар, треск, скрежет рвущейся обшивки и еще один отчаянный вопль, после чего наступило молчание, если не считать голосов ветра и волн и испуганных криков морских птиц, носившихся в воздухе, точно листья, сорванные бурей.
Я скорчился с подветренной стороны утеса, потому что прилив почти достиг своего апогея и вода залила косу, разделив ее на две половины, так что я должен был вплавь преодолеть эту преграду, если хотел продвигаться дальше.
Я действительно намеревался продолжать свой путь, ибо меня охватила необычная тревога; дождавшись, когда дыхание мое вернется в норму, я выглянул из-за укрытия и увидел страшное свидетельство гибельной работы рифов, ветра и волн.
Искореженные обломки кораблекрушения с болтающимися на них обрывками перепутанных снастей кружили в яростных водоворотах между рифами; огромные валы, подхватив их на свои вспененные вершины, несли их с собой к берегу и, отхлынув назад, уносили снова в открытое море, где они исчезали в густом тумане, опустившемся над водой.
Я наблюдал, как обломки то появлялись, то исчезали из моего поля зрения; в основном это были части палубных надстроек и рангоута с остатками опутывавшего их такелажа, но спустя некоторое время, тяжело взлетая на волнах и снова погружаясь, из тумана выплыла мачта с обломком реи, крестообразно прикрепленной к ней. Злые бешеные волны, обдавая ее потоками пены, гнали ее перед собой, набрасываясь на нее, словно цепные псы на пьяного бродягу, появившегося посреди деревенской улицы.
Я уже совсем было сравнил ее в своем воображении с Джорди Рамсэем с полупинтой «Королевского» внутри, которого волокут домой достойные представители ночной стражи в Керктауне, когда сердце мое внезапно подпрыгнуло, так как я мог поклясться, что заметил нечто, шевелящееся на мачте. Приставив ладони рупором ко рту, я что было сил окликнул этот движущийся предмет и замер в ожидании.
