Я заметил его еще на полпути, спускаясь по крутой тропинке, но с трудом узнал в нем моего прежнего знакомца. На нем была широкополая шляпа с длинным пером, с плеч свисал пурпурный бархатный плащ, а рубаха его была новая и чистая.
Должен сказать, что я не с первого взгляда обнаружил все перемены в костюме француза, поскольку в тот момент, когда я его увидел, он стоял, низко склонившись над темным предметом, который лежал на песке у самого края воды. Подойдя поближе, я понял, что то был труп — жестоко избитое и страшно изуродованное мертвое тело моряка, — о чем свидетельствовали его одежда и серебряный свисток, прикрепленный к кожаному ремешку, свисавшему с его мускулистой шеи.
Француз заметил мое приближение и молча кивнул, когда я встал рядом с ним.
— Это один из младших офицеров нашего злополучного судна, — сказал он, обращаясь ко мне. — Достойный человек, вне всякого сомнения, и единственный, кого до сих пор выбросило на берег.
— В таком случае нам бы надо его похоронить, — сказал я.
— Разумеется, — ответил француз, — но сначала мы возьмем у него то, в чем он больше не нуждается. — И он снял кожаный ремешок со свистком с шеи утопленника. — Должен с прискорбием заметить, mon ami, карманы его пусты, так что мы можем похоронить его прямо сейчас, Господь да упокоит его душу!
Мне не очень понравилось то, что француз обыскивал мертвеца, а еще меньше его надгробная молитва, поэтому я ничего не сказал и лишь помог ему вырыть заостренным колом неглубокую могилу в песке, куда мы и положили утопленника. Погребение отняло у нас немного времени, после чего месье де Кьюзак, как он называл себя, достал из внутреннего кармана плаща трубку и табак, уселся на корточки, прислонившись спиной к прибрежной скале, и с наслаждением закурил. Я во все глаза с интересом наблюдал за ним, потому что в те дни мало кто употреблял проклятое зелье и мне до сих пор пришлось видеть лишь троих, занимавшихся этим делом, причем трубку курил только один из них.
Кое-кто может возразить, что в ту пору табак вообще не употреблялся, ссылаясь на сэра Уолтера Рейли[9] и его подвиги, но я советую вам спросить у них, жили ли они в те времена, о которых я пишу, и если они ответят отрицательно — что, несомненно, придется сделать большинству, — то прислоните указательный палец к носу таким манером, как я подскажу вам в дальнейшем, и уверяю вас, они замолкнут и не станут соваться больше в мою историю.
— Тебя удивляет, мой друг, — обратился ко мне наконец де Кьюзак, — где я взял эти нарядные тряпки и трубку с табаком?
