— От нее желудок не заболит, вот без нее — обязательно, — возразил Ягур.
Ветсанитар присел на корточки и открыл папку. Парни и девушки перестали петь, насторожились. Трофимов, шевеля губами, что-то писал.
— Теперь идите распишитесь, я вам давеча говорил: режьте как можно короче. Актом отмечаю, на себя не беру. Пора, давно пора понять.
Трофимов прочитал акт, старательно выговаривая слова.
— Расписываться не будем, неправильно пишешь. Иди вон с Ванюшем поговори.
— Не о чем мне с ним разговаривать: он администратор, а я специалист.
— Да не мешай ты нам, — рассердились все. — Работаем ведь!
— Поймите вы, вам же хуже будет. Я вас не обвиняю, я силосорезку обвиняю. Я на людей не нападаю и не нападал сроду, я не такой специалист… Бывают такие, которые акты охформляют, а потом привлекают людей к суду, я не такой.
— Тогда зачем тебе акты эти?
— Человека защищать от судимости. Молодые вы еще, не понимаете… Ну не хотите расписываться — не надо. Закон не велит насиловать. У Екима Трофимыча, слава богу, голова работает, — хвастливо заявил он, тыча себе пальцем в лоб.
С его головы слетела шляпа, покатилась и упала прямо в силосную яму. Ветсанитар стал бегать вокруг ямы, заглядывать в нее.
— Теперь твоя шляпа в силос превратится, — дразнили его парни. — Яма-то глубокая. Как глянешь вниз — голова кружится. Смотри — упадешь, тоже там будешь. Коровы сжуют. Тетю Юлю оставишь вдовой. Мы уж тебя засыплем по знакомству.
Подошел Ванюш.
Нежное лицо Сухви покрылось легким румянцем. Она невольно схватила руку Прась. Ванюш одернул гимнастерку, оглядел всех радостно.
— На дальней меже травы как много! Пойдемте туда собирать, в ночь.
— Согласны! — в один голос закричали все.
— А поете вы здорово. Давайте знаете что? Как кончим с силосом, хор составим, песни выучим. Я песенник привез.
Ванюш домой так и не сумел сходить. Проверил все косы. Стал отбивать. Мерный стук молотка, звон стали далеким эхом отдавался в предвечерней тишине, стал слышен и в конце нагорной улицы Сюльдикас, где высокие березы окружили дом с тремя окнами на улицу. Ворота открылись, поспешно вышла Сухви с узелочком в руке.
«Не взять ли и для него поесть? — подумала она. — Нет, стыдно. А почему?» Так себе и не ответила.
Солнце садилось. Его длинные лучи, пересекая овраг, осветили дальний берег.
Ванюш спешил, хотел до темноты наметить участки для косьбы. Облюбовал небольшую площадку на косогоре, заросшую пыреем и клевером. Воткнул в землю белый колышек, пошел дальше. Но ничего больше не нашел. Трава местами была уже скошена, и вся эта равнина была похожа на линяющую корову. Всюду разрослась лебеда, полынь, розовый осот, и только кое-где виднелись уже засохшие стебельки люцерны. «Тьфу, даже на таком черноземе не смогли…» Ванюш наклонился, выдернул кустик люцерны, с досадой плюнул.
