Ванюш подошел к подругам. Сначала взял косу у Прась, потом у Сухви.
— Сухви, у тебя ж коса совсем тупая. Вы отдохните, я сейчас… — Парень взял брусок, стал править косу.
— До обеда хотели этот участок кончить, — сказала Прась.
— Я помогу.
…Ванюш пошел легко. Ремень на полинявшей солдатской гимнастерке поскрипывает, пряжка едва слышно позвякивает. За парнем, не отставая, идет Прась.
Вдруг она остановилась, засмеялась громко.
— Что случилось? — быстро оглянулся парень.
— Не могу тебя догнать! Хоть бери косу под мышку да беги за тобой бегом!
— Вон что, — засмеялся Ванюш, вынул платок, вытер пот и опять стал косить не оглядываясь.
После передышки Ванюш подошел к Сухви, посмотрел прямо и пристально в ее лицо. Печаль и тревога бились в темных глазах. Сердце его дрогнуло, будто сдвинулось, и заколотилось сильно. К чему бы? Хотел спросить девушку, что с ней. Да чего-то не решился. Странная радость будто сковала его. Он простился неожиданно, неловко, зашагал прочь. Сердце так и не стало на место. «Что это со мной? Уж не болезнь ли какая? Да с ней-то что? Что же я не спросил ее? Что они теперь обо мне подумают?» — спрашивал себя Ванюш, шагая будто спутанными ногами, не смея оглянуться.
— Что он обо мне подумает? Вот, скажет, пустая-то, — смеялась тем временем Прась.
— А может, ничего не подумает? — коротко и резко ответила Сухви.
— Ну пусть простит меня, я ведь уж такая, бойкая. — Прась развязала платок, повесила его на сук.
Ветер заиграл платком, раздул русые пряди ее волос.
— Сейчас только смеяться, пока не замужем, а то попадется такой, что много не посмеешься.
— Не болтай зря. Нет сейчас Тахтаманов[2], — прервала ее Сухви. — Если не будет согласия — не больно связанные. Теперь не прежние времена.
Прась вздохнула:
— Смеюсь, а у самой сердце болит.
— Давай поговорим о другом. Я что-то очень волнуюсь, — тихо сказала Сухви. — И знаешь что: если каждая будет про себя вздыхать — хуже. Давай лучше, как всегда, все расскажем друг другу, согласна?
— Согласна, — обрадовалась Прась.
Сухви посмотрела вдаль, куда ушел Ванюш, и сказала:
— Как он приехал, мне и хорошо и страшно, покой я потеряла. Вот, подружка ты моя, сама не знаю, как и сказать, только тебе открываюсь.
— А для меня ты самая близкая, как родная сестра. Я тебе сама все могу открыть. Да я и вообще-то скрывать ничего не умею.
— Да, ты такая. А я вот только тебе говорю. Горит, горит мое сердце, знать бы тебе.
— Понимаю я, Сухви… Я только хочу спросить. Для человека что дороже — красота или ум? Я еще от бабушки слышала — красоту на тарелку не положишь. Как ты думаешь?
