Копек осторожно провёл нас через ряды роботов и сразу же они начали петь высокими звенящими голосами, словно хор металлических птиц, с совершенной гармонией и модуляциями, которые граничили с мелодией, но никогда не переходили в неё. Словно машины прикидывались людьми, делая то же, что и люди, не понимая, зачем это делать. Мы миновали последних роботов и наконец… там был Фрэнк, любимый муж Лайзы, занимающийся сексом с компьютером.
Компьютер был размером с дом, покрытый всяческими экранами и индикаторами, но без явных средств управления, с огромными деталями, постоянно поворачивающимися и скользящими друг по другу. Он состоял из металла, хрусталя и других вещей, которые я даже не распознал. У его подножия имелась вытянутая полость, словно большой вертикальный гроб и в этой полости находился Фрэнк Барклай, подвешенный в медленно пульсирующей паутине труб, проводов и кабелей, обнажённый, впавший в экстаз, восхищённый. Лайза издала низкий, болезненный звук, словно от удара.
Пах Фрэнка скрывался за скоплением машинных деталей, беспрерывно двигающихся, скользящих над и вокруг него, словно рой металлических пчёл, карабкающихся друг по другу в стремлении добраться до него. Словно металлические личинки в нанесённой самому себе ране. Толстые полупрозрачные трубы входили в его брюшную полость и странные жидкости втекали и вытекали из него. Тут и там части его обнажённого тела удалялись, показывая кости и органы, постепенно заменяемые новыми механическими аналогами. Не было ни кровотечений, ни ран. Одна бедренная кость была открыта сверху донизу, оканчиваясь с одной стороны костью, а с другой — металлом и уже было невозможно сказать, где кончается одно и начинается другое. Металлические прутья входили и выходили из плоти Фрэнка, скользя взад и вперёд, никогда не останавливаясь. Снаружи и внутри его мигали огоньки, ненадолго просвечивая его кожу насквозь и в этой коже проводов виднелось не меньше, чем кровеносных сосудов.
Компьютер поднимался и опускался, и постанывал в ритме с вещами, входящими и выходящими из обнажённого тела Фрэнка, стальная поверхность машины раскраснелась и была усеяна бисеринками пота. Оно издавало… оргазмические звуки. Лицо Фрэнка было искажённым и сморщенным, кожа туго обтянула кости, но его глаза ярко светились счастьем, а улыбка полнилась ужасающим удовольствием. Кабели пронизывали его кожу, а металлические детали — тело и он наслаждался этим. Один кабель углубился в его левую глазницу, заменив глазное яблоко, прокладывая себе путь по доле дюйма за один приём. Фрэнка это не волновало. Он дрожал и трясся в конвульсиях, когда эти штуки скользили внутрь и наружу, навсегда изменяя его и он любил каждую часть этого, до последней крупицы.
