.
Эти сады играли две важные роли в жизни города в целом. Во-первых, их использовал двор для проведения светских мероприятий и иных праздников, несмотря на то что переменчивая погода нередко омрачала ход событий135. В летние месяцы, если двор находился в городе, а не в Царском Селе или Петергофе, императрица и царская семья обычно размещались в двух Летних дворцах, и потому было удобно использовать окружавшие их сады для банкетов, иллюминаций и даже для театральных представлений. Во-вторых, эти сады можно связывать с более широкой проблемой регулирования и контроля городских пространств, поскольку в регулярной планировке садов косвенным образом воплощалась идея покорения природы. Влияние голландцев на раннем этапе существования Летнего сада – в работе садовых мастеров, в композиции парков – можно связывать с этой идеей136. Это начинание Петра охватывало и окрестности Петербурга, где царь участвовал в планировании и сооружении резиденций Петергофа, Екатерингофа и Стрельны137.
Тема обуздания природы отразилась и на первых изображениях Петербурга. Новый город на них представал как пример покорения природы, которая служит человеку, создающему нечто значительное. Этот подход, может быть, яснее всего выразился в работе еще одного гравера того времени, А.Ф. Зубова, чья «Панорама Санкт-Петербурга» (1716 г.) изображает Петра с Екатериной на одном из судов на Неве. По убедительному мнению Г. Каганова, это изображение города следует рассматривать в свете образной системы Феофана Прокоповича. Феофан уподоблял Санкт-Петербург ладье Святого Петра, в рамках более обширного замысла представить город и как сакральное пространство, и как оазис спокойствия посреди необузданной (т.е. неконтролируемой) природы138. В составе этого же собрания гравюр Зубова находится изображение современного ему вида Летнего сада, простирающегося от невского берега до горизонта. Облик сада, разбитого на аккуратные части, с правильным геометрическим рисунком аллей, может быть, несколько идеализирован, но в нем отчетливо воплощена идея порядка, что очень хорошо согласуется с более поздними образами города.
Развитие взаимодействия города с природой тоже передано на его ранних изображениях. Голландский художник Питер Пикарт на гравюре 1704 г., т.е. времен зарождения Санкт-Петербурга, противопоставил обширное пустое пространство реки самому городу, который виднеется на горизонте в виде тонкой линии из нескольких отдельно стоящих домиков. Этот образ города, подавляемого своим природным окружением, сохранялся и далее, хотя Петербург заметно вырос в рассматриваемый период. В 1725 г. Кристофер Марселис показал Петербург на своей гравюре глазами наблюдателя из Кронштадта – город выглядит всего лишь береговой линией, зажатой между водой и небом
