— Берегись, Билли! Берегись!
Но внутренний двигатель совсем оглушил Билли, и он по-прежнему гудел и трясся, не замечая происходящего. Он даже не подозревал, что у него за спиной стоят санитары. Те протянули к нему руки и, как ни в чем не бывало, схватили его и зажали между собой. Потом дружно приподняли, чуть оторвав неподатливое тело от пола; ноги были напряжены, носки свисали вниз. Билли глядел прямо перед собой, хотя вряд ли что-то видел. Если он и сопротивлялся, то незаметно. Санитары держали его, точно три суровых зажима, с силой, которая странно противоречила выражению необычайной кротости на их лицах. Они приблизились к двери, Макферсон придержал ее ногой, и все четверо боком протиснулись внутрь. Дверь закрылась за ними, и, как ни прислушивались пациенты, изнутри не донеслось ни звука. Теперь, когда всё закончилось, они отворачивались друг от друга. Во время представления они ликовали, что всё это происходит не с ними, теперь же скисли. Большинство завидовало Министру, который всё пропустил и которого происшествие не затронуло. Они ложились под одеяло, каждого мучили горечь и страх, что однажды такое случится с ними. О том, куда пропал Билли, страшно было и думать. Они ведь даже толком не знали и не понимали, где кончаются стены их тюрьмы.
Случившееся ввергло Нормана в глубокое уныние. Не то чтобы ему так уж нравился Билли. Отец Нормана считал Билли славным малым, и этого было достаточно, чтобы его невзлюбить. Тем более что в каждый свой визит отец и Белла большую часть времени проводили с Билли — и вовсе не потому, что интересовались его самочувствием: это была лишь удобная отговорка, чтобы не сидеть возле Нормана. Он перевернулся и уставился на пустующую соседнюю кровать. Матрас и белье унесли, одеяло аккуратно свернули и положили на пружинную сетку. Казалось, кровать больше не нужна, словно Билли только что умер, и Норман ужаснулся, до чего же быстро стирается всякий след человека. С чего всё началось, что случилось, пока он спал? Билли поджег матрас? Кто его поднял с кровати? В какой момент происходящего Билли вдруг сделался неприкосновенным? Интересно, где он теперь, осмелился подумать Норман. По-прежнему ли заключен в собственную крахмальную жесткость, в эту импровизированную смирительную рубаху?
Норман повернулся на другой бок. Он понимал, что заснуть уже не удастся. Он слышал, как соседи мечутся на кроватях. В дальнем конце палаты кто-то всхлипывал. Норман разозлился: неужели так трудно спрятать беспомощность, которую каждый из них пытается подавить в бессонной своей постели? Он снова повернулся, не открывая глаз, потому что знал: они здесь, а ему и без них хватает заботы. А с ними он разберется утром. Он лично от них избавится, если уж кроме него некому. Сейчас ему больше всего хотелось заснуть. Он услышал шаги в проходе. Должно быть, вернулся Макферсон; Норман подумал, что руки у санитара, наверное, в крови. Он сел на кровати и окликнул Макферсона. Тот подошел, подоткнул Норману одеяло. Макферсон был бледен. Подобные приступы случались с наскучившей регулярностью, особенно в Нормановой палате, но Макферсон каждый раз переживал как впервые.
